— Да я не все тебе трехнул, — продолжил Сивуч и рассказал пахану, что случилось дальше.
Хозяин брянских малин, слушая Сивуча — трезвел. Лицо из добродушного, улыбчивого собралось в хмурые складки, побледнело.
— Ты сопли не размазывай тут. Ишь, защитник возник! Мала, ботаешь? Мала, да паскудна! Как доперло до подлюки кентов лягавым сдать? Кто ее настропалил? — грохнул громом над головой законника.
— Сама доперла, лярва. Уссавшаяся со страху прихиляла. Не могла не отомстить. Так и вякнула. Но она «зелень». Не высветила б, если б не надули. А значит, они в ответе! — настаивал Сивуч.
— Заткнись, гнилая кадушка! Не тебе решать! Паханы свое слово скажут. Нынче же соберу их. Они не промедлят. А ты Задрыгу не притырь, надыбаем ее. И коли паханы велят размазать, не дергайся, мой тебе совет. С Черной совой я разберусь. Сам. Ее пахана притяну к ответу, что устроил бы он тому, кто его малину запродал бы мусорам? Ты секешь, что он вякнет?
— Сначала ботни — за что? — возмутился Сивуч.
; — На то фартовый сход имеем! И не ей, суке, решать, как законников лажать! Ишь, гавно собачье! Отмочила, лярва! Да я такую стерву своими клешнями размазал бы без жали! — сдавил край стола побелевшими пальцами и встал, давая понять, что разговор закончен.
Сивуч трудно вышел из-за стола.
— Дозволь возникнуть на сходку. Сам хочу паханам трехнуть, как дело было, — попросил тихо.
— Мне не веришь? — изумился Дрезина.
— Не то! Ждать их слова, тяжко будет. Тут же — сам услышу, — признался честно.
— Ладно! Рисуйся! Заметано! — согласился пахан зло.
Сивуч пошел к двери, волоча ноги. Не оглянулся. И Дрезина матерясь, закрыл за ним дверь, словно из пушки выстрелил.
— Ну, что пахан ботал? — встретила Сивуча на крыльце Задрыга. Она все поняла и ждала возвращения фартового.
— Хреновы наши дела, Капитолина! Замокрить тебя хотят за кентов. Пока на сход положимся. Я сам возникну к ним. Но станут ли меня слушать? Дрезина весь зашелся лютостью. А тут еще менты замокрили Князя и Фросю. Во дворе мусориловки. Те слинять вздумали. Да не обломилось. Теперь — в тюряге все. Оттуда достать невпротык! Мылились не раз. Да все срывалось. Вот и бухтит Дрезина, что из-за тебя кенты попухли.
Задрыга сидела молча, дрожа от ужаса перед наступающим днем. Быть может, он, последний, в ее короткой жизни? И никто, ничто не спасет ее от расправы…
Вдруг ее ухо уловило тихие шаги, крадущиеся к дому. Задрыга насторожилась, легонько ткнула локтем Сивуча. Тот прислушался. Велел девчонке уйти в дом.
— Сивуч, — услышал законник тихое. По голосу узнал отца Задрыги.
— Хиляй! Я тут! — вышел Сивуч навстречу. И вздохнув, сказал:
— Ох и вовремя ты сорвался!
Два законника почти до рассвета просидели в гостиной.
Сивуч рассказал пахану, что случилось с его Капкой. Тот, как убежал с Колымы.
— Теперь меня по всем Северам дыбают. Шмонают все притоны. А я по чужим ксивам смылся.
— Башли где взял на дорогу? — удивился Сивуч.
— Тряхнул кой-кого! Хватило сюда возникнуть. А дальше— главное воля, башли будут, — отмахнулся равнодушно.
Сивуч смотрел на пахана и верил, этот не засидится без дела. Жаден, хитер, ловок. Недаром и кликуха у него — Шакал. Второго такого сыскать трудно. Капка — вся в него. И внешне, и характером.
— Теперь ты сам к Дрезине нарисуешься? — прервал Сивуч молчание.
Пахан кивнул коротко, ответил глухо:
— Потрехаю с ним Старые счеты напомню кой-кому.
Капка, поговорив с отцом, спокойно спала. Прошел страх, улеглась дрожь; Отец рядом. Он не даст ожмурить ее, — успокоилась Задрыга. Она рассказала ему о Боцмане. О первом деле. Но пахан слушал вполуха. Он думал о предстоящем сходе.
Весь день Шакал нервничал. А едва время пошло к вечеру, отправился в город, настрого приказав Задрыге не высовываться из дома никуда, покуда он не вернется.
Подойдя к Сивучу, попросил тихо, чтоб Капка не услышала:
— Вдруг мне не пофартит на сходе, ты вступись за Задрыгу. Не дай ожмурить. Одна она у меня. Большего навара не урвал. В ней моя кровь. Сбереги. Как кента умоляю, — положил руку на плечо и добавил:
— Она сама с тобой рассчитается. Вернет должок. Мне твое сегодня не оплатить. Но если обломится…
— Все так дышим. Я не сявка! Чего уламываешь? Хиляй на сход. Ты там слово имеешь, — ободрил Сивуч и перекрестил в спину уходящего Шакала, попросил Бога об удаче для пахана.
Тот, едва вошел в город, запетлял закоулками. Все прислушивался, оглядывался, чтобы не приташить «на хвосте» к хазе пахана кого-нибудь из фраеров.
Едва стремачи узнали Шакала, тут же поспешили сообщить о нем Дрезине. Тот обрадовался:
— Слинял козел с Колымы! Волоки сюда гада! — вспомнил о Задрыге и побагровел.
Он не шелохнулся, когда вошел Шакал. Не встал навстречу, не улыбнулся. Всем видом показывал неудовольствие.
Шакал иного приема и не ожидал.
— Разреши слово? — попросил твердо, едва ступил на порог. Дрезина коротко кивнул головой.
— Слинял с ходки. Вчера ночью возник сюда. Канал у Сивуча.
— Один смылся? — перебил Дрезина.
— Втроем. Те у шмар приморились. Сивуч о том не знает. Теперь нас четверо вместе с Боцманом. Можно в дело. Да и «зелень» поспела. Пора и ее к фарту клеить, — говорил, не сводя взгляда с Дрезины. Тот, словно поперхнулся, закашлялся, заерзал на стуле и спросил.
— Тебе Сивуч разве ничего не ботал про Задрыгу, что она отмочила?
— Вякнул! — усмехнулся Шакал одними губами и прошел к столу спокойно, уверенно:
— Ты, Дрезина, меня знаешь не первый день. Кто к моей
малине прикипался, давно уж в жмурах… Не давал никого наколоть на деле и положняке! В доле не облапошил. Слово держал. На халяву не бренчал на кентов. А уж клешни распускать ни с хрена считал западаю для любого фартового. За такое колганы откручивали лягавым. Своим — нарушившим закон — подавно перо воткну…
— Ты это о ком? — опешил Дрезина.
— О Тарантуле и Пузыре! Они Задрыгу трамбовали ни за хрен. Когда положняк сорвать хотела. Обещанный под клятву. Такое не спущу!
— В тюряге они! Кому грозишь? — усмехнулся Дрезина.
— Достану их оттуда. Для разборки в своей малине!
— С ними — валяй! А вот с Задрыгой — мы решим! И попробуй дернись! Распишу мигом! — пригрозил Дрезина.
— А ты меня не бери «на понял». Тарантул моей малине давнишний должник. За ходку на Печоре, из какой его кенты доставили. Так и не отбашлял. Тому уж много времени. Сам нигде не пофартил, не потрафил нам.
