ку на весь город про Колыму и Сахалин! Фраерам этих песен не понять. Все это своей шкурой пережить надо. Ну, коли сумел и там выжить и на волю выскочить, сумей молчать! Так нет! Чуть бухнут, и понесло в разнос! Да так, что не услышать этой фартовой попойки мусорам — мудрено. От нее стекла в конце квартала, дрожат. Все вокруг спят. А ресторан, что новогодняя елка — весь сверкает в огнях. И всяк фартовый в нем, как на ладони. Редко веселятся законники, но громко. Оттого и коротко. Когда взрослой станешь, не бухай в ресторане. За короткую эту радость — волей и жизнями многие поплатились, — говорил Сивуч, предостерегая Капку от беды.
Та слушала, запоминала. И уж если не удается ей отговорить фартовых от ресторана, вздумала во что бы то ни стало увязаться за ними. Но… Получился прокол. Кенты дружно, как никогда, грубо оборвали ее просьбу, может, оттого, что не хотели рисковать девчонкой в очередной раз.
Она с грустью смотрела, как собираются кенты, как тщательно бреются, надевают новые рубашки, костюмы. Ничего не забыли, оглядывают себя в зеркало.
Капка выглядывает в окно. Ей уже скучно. Там внизу какой-то мужик крутится. С самого утра. На их окно смотрит. Едва встретился взглядом с Задрыгой, нагнулся, словно чей-то чинарик поднял. Капка ему деревянную стрелу пустила — в задницу. Мужик подскочил, закрутил задом. Выдернул стрелу, поломал, погрозил Задрыге кулаком. Она указала на него фартовым. Выдала, что он тут с утра ошивается. Кенты усмехнулись, мол, тут нынче одни законники приморились. Чей- то сявка стремачит хазу. Не стоит дергаться. Это Ростов. Тут все свои.
Капка хотела поверить. Но сердце не соглашалось.
Она еще попыталась набиться на ресторан, но Боцман молча сунул ей кулак под нос. Задрыга поняла, обиделась и замолчала, отложив в память зарубку на Боцмана, какому вздумала отплатить при первом удобном случае.
— Что же отмочить паскуде? Что учинить из того, что я ему не делала? — думает Капка, закрывая на задвижку двери за кентами, уходившими на сходку.
Капка оглядывается. Смотрит, что имеет она под руками.
не хочется повторять свои прежние козни.
Конечно, можно было бы натянуть колючую проволоку на матрац. Потом накрыть ее простынью, одеялом. Боцман не заметит. Но… Это уже было. Фартовый в тот раз ей уши
— чуть не оторвал. Осторожным стал. Целый месяц проверял койку и стулья. Недавно лишь забылся. Гвозди в подушку она ему подкладывала с детства. И у кента вошло в привычку, прежде всего на ночь хорошенько встряхнуть подушку. Даже ток подводила к его койке. За что получила знатную трепку от пахана.
Тертое стекло, случалось, сыпала ему в ботинки. Он высыпал и грозил Задрыге разделаться с нею как следует.
Она ненавидела Боцмана с малолетства, стойко, люто. И никогда не упускала случай устроить ему пакость. Пахан пытался отучить ее. Но Капка не могла отказать себе в удовольствии подгадить Боцману, пусть даже за это получит крепкую трепку, но это будет потом, после того, как Боцман в очередной раз взвоет от боли.
Негашеную известь сыпала ему под подклад фуражки, а хлорку — в подклад пиджака. Все это теперь казалось ей безобидными шалостями, на какие не следовало обращать внимания. Ей хотелось устроить настоящую пакость, после какой он стал бы бояться Задрыги, уважать ее и считаться с нею, как с настоящим, взрослым кентом.
Капка внимательно осматривает дверь. Она, как никто другой, знает, что возвращаются фартовые в хазу всегда одинаково. Первым входит пахан. Боцман — последним. Он резко хлопает дверью, закрывает на все запоры.
— Лучше было б, если бы он возникал первым, — думает Задрыга. Но… Вскоре, оглядев обналичку, улыбнулась одними зубами:
— Ну, держись, падла, Боцман! Доведу тебя до мокроты, — достала из чемодана узкое, сверкающее лезвие ножа. Ручку к нему собирался заказать Шакал у хорошего мастера, здесь — в Ростове. Но Капке ждать некогда. Она хочет отучить Боцмана совать ей кулак под нос. И вставляет лезвие за обналичку двери.
Задрыга отодвинула обналичку, чтобы при захлопывании дверей лезвие тут же пригвоздило к полу ногу. Капка много раз проверила, как срабатывает ее проделка. Осечки не было. Лезвие выскальзывало из паза только при дверном толчке и на открытие не выпадало. Капка понимала, если Боцман придет совсем бухим, перо может хорошо порезать ему руку. Но это лишь отрезвит, решила она. И закрыв дверь на ключ, вытащила его из скважины, чтобы фартовые сами открыли, ; своим ключом, поверив, что Задрыга кемарит.
Девчонка глянула в окно. Там ни души. Темно и пусто. Капке надоело слоняться без дела. Она погасила свет и легла в постель.
Кенты уже, наверное, в ресторан похиляли. Все вместе. Там, Сивуч говорил, баб полным-полно. Всяких. Верняк, потому меня приморили здесь — одной канать. Чтобы блядей не видела. А может, закадрят какую-нибудь шмару? Но куда они ее денут? Сюда не притащут. К ней — не похиляют сами. Хотя… Может, сегодня сходка не кончится. Пахан трехал, что дел много. И трепу будет… Ни на день. Одной ночи не хватит уложиться, — думает Задрыга.
— А кого паханы в маэстро возьмут? Может, Шакала? Но нет, пахан ботал, для того много надо! У него кишка слаба. Все самые-самые с десяток ходок имели. Все знали. И уже не такие молодые, как пахан. А вот кентов в малину нашу — сфалует. Это верняк! — засыпает Задрыга и вдруг отчетливо слышит шаги на лестничной площадке. Они остановились у двери. Затихли. Кто-то шарит по замку, ищет скважину.
— Нет, не наши! — прислушалась Задрыга. Она знала, пахан без возни, вмиг вставлял ключ в скважину.
— Чего копаешься? Разбудишь эту паскуду! Живей и тихо! — увидела тонкий луч фонаря, ударивший в замочную скважину.
Капка сжалась в комок. Ключ в замке повернулся. Двери открылись и Задрыга, привыкшая к темноте, увидела двоих.
— Где эта блядь? — услышала девчонка глухое.
— Ты дверь закрой. Вопить станет, чтоб никто не слышал.
Дверь хлопнула. И в ту же секунду кто-то рухнул на пол,
— Ты чего? Вставай! — тормошил упавшего напарник.
Капка тихой кошкой выбралась из-под одеяла. Пока второй мужик искал фонарь в руках упавшего, Задрыга сшибла его с ног. Вцепилась в горло намертво.
— Ну, с-сука! Не я, другие тебя натянут и пришьют! Не слиняешь от нас за Вальта! — вырвался мужик из-под Задрыги. Та нажала на глотку изо всех сил.
Мужик затих. Капка связала его. По рукам и ногам, как учил Сивуч, не доверять быстрой смерти. Случается и в этом ломать комедию даже шпане.
Задрыга трясясь включила свет, Вытянувшись во весь рост, лежал на полу мужик. Лицо «под сажей». В темени головы торчал конец лезвия. Оно глубоко пробило голову и лишило жизни сразу.
Маленькая лужица крови возле головы. Даже не верилось, что так случилось. Капка смотрит на второго. Тот хрипит. Пытается вытолкнуть из горла застрявший комок воздуха Ему это не удавалось, пока не повернул голову набок и с ревом освободился от удушливой спазмы. Он тут же открыл глаза увидел Капку
