Сявки ушли в коридор. А Задрыга, едва закрылась за ними дверь, спросила отца:
— Как ты секешь? А не разделаются они со мной за жмуров из своей малины? Здесь им меня достать, как шиш обоссать.
— Не трепыхайся, Задрыга! Они за все годы от своего пахана не имели столько, сколько им на барахло отвалено. Да и почетно шпане в фартовой малине дышать. Не часто такое обламывается. Они теперь душонки выложат, чтоб их не выперли отсюда. И нынче прежнюю малину забудут. Что им она? Да и жмуров оплатили им. Дали бабки, чтоб помянули, а на остальные — новых сфаловали. Все в ажуре! Нет больше обид. Уважили шпану. И она кайфует. Потому что она — ростовская. А в своем доме никого обжимать нельзя. Чтобы и дальше дышать лафово — к тебе никого не допустят. Доперли мое слово. Свои, прежние их кенты, если вздумают счеты с тобой свести, эти двое им глотки порвут. Да и пахан их, слово мне дал, — успокоил Задрыгу Шакал и вместе со всеми кентами снова стал собираться на сходку.
— Ты займись, чему тебя Сивуч учил. Чтоб не отвыкла, не посеяла. Теперь уж не сама канаешь. Стремачи имеются. Дрыхни спокойно! — сказал уходя.
Задрыга занималась до глубокой ночи. Когда устала до изнеможения, решила передохнуть. Ей хотелось дождаться кентов. Но когда они вернутся, девчонка не знала.
Тихо перешептывались в коридоре сявки. Капке так хотелось поговорить с ними. Тоскливо одной. Но знала, нельзя ей с ними общаться, ронять достоинство и честь малины. А потому решила лечь спать. Заранее зная, как облают ее кенты, если пронюхают, что говорила на равных с сявками.
Задрыга выглянула в окно. Там никого. Глухая ночь. Успокоенная отцом, что сявки ее стерегут, оставила окно открытым, чтобы к приходу малины проветрить комнату. Да и самой ночью дышать свежим воздухом.
Капка открыла дверь в комнату отца. Там было строго и мрачно. Плотно сдвинуты тяжелые занавеси. Девчонка оглядела замаскированные чемоданы. По привычке закрыла комнату на ключ, положила его в ящик стола.
Сявки сявками. А башли! Их никому пахан не доверил! — усмехнулась Капка. И погасив свет, легла в постель.
Едва закрыла глаза — привиделось море. Зеленые волны сверкают на солнце, качают Капку на своих упругих спинах, обдают белой пеной. Они что-то шепчут ей. Тихо, ласково. О чем говорят? Пытается понять их голос. Но тщетно. Волны будто катают девчонку по бескрайнему простору. Вокруг —
ни души. Где берег? Его тоже нет. Исчез из виду. Унесли ее волны, украло море Задрыгу у малины и несет куда-то, смеясь и играя.
Капка испугалась. Хочет закричать, но в горло попала горько-соленая вода. Она не дает дышать, кричать, звать на помощь.
Задрыга в ужасе дергается. Еще немного, и она утонет. — Пойдет на дно — в непроглядное брюхо моря. И ее никто не сыщет, не спасет. Капка пытается крутнуть головой, чтобы выплюнуть воду. Но не может. И в страхе открывает глаза.
— Да кончай ты с нею! — услышала Капка отдаленное. И чьи-то руки на секунду ослабли, чтобы ухватиться за горло понадежнее.
— Нет тут башлей. Занычили не здесь! Тряхни сикуху, чтобы вякнула! — услышала Капка сквозь звон в ушах. И тут же кто-то хлестко ударил по лицу:
— Колись, падлюка! Где пахан башли притырил? — спросил мужик, заросший щетиной по самые уши.
Капка едва привстала и со всей силы ударила головой в лицо державшего ее мужика. Тот, прокусив язык, зашелся воем. На крик вломились из коридора сявки. Включили свет.
Капка вмиг приметила «кошку», вцепившуюся в подоконник. Именно к ней бросились застигнутые врасплох трое воров. Один из них тут же махнул в оконный проем, но Капка опередила, подскочила в один прыжок, схватила со стола полную бутылку коньяка, коротко, резко опустила на голову вора, уже начавшего спускаться вниз. Он рухнул на землю мешком, без звука, без стона. Оставшегося трамбовали сявки. Они вмиг изукрасили в синяки лицо вора. Загнали в угол, отбивали печень. Иногда отлетали сами, пропуская встречный кулак.
Задрыге опротивело смотреть на затянувшуюся драку. Сивуч за такое зелень наказывал. Не признавал законник долгих потасовок. И ребят учил короткой расправе. Капка вихрем налетела. Сшибла с ног. И перекинув через себя, заломила руки вору за спину. До хруста, до стона. Вывернув их, велела сявкам связать гостя. И, что-то почувствовав, быстро оглянулась на того, какого первым выбила из дела, «натянув на кентель». Тот уже оклемался… Пригнувшись, приготовился всадить Задрыге нож в спину. Та отскочила в сторону в последний момент. Вор уже не смог остановиться. Еще миг, и прощайся сявка с. жизнью. И стал бы для Краюхи первый день в новой малине — последним. Но Задрыга помешала. Успела подскочить, врезать в дых головой. Отбросила к стене. Вор глаза закатил.
Задрыга, вырвав из-под него нож, встала над вором в коротком раздумье. Он хотел убить ее…
— Не мокри, оставь пахану! — услышала голос Жерди. Задрыга улыбнулась зубами, глянула в лицо тому, кто хотел убить ее. Тот корчился от спазм. Капка нагнулась, держа наготове нож.
— Канаешь, падла? — спросила хрипло. Увидела перекошенное злобой лицо, рассвирепела. Двумя короткими взмахами отсекла уши вору. Тот скорчился, пытаясь скорее продохнуть. Задрыга легко вскочила ему на живот, подпрыгнула и с силой встала обеими ногами на пах, оттолкнулась тут же и, став на пол, смотрела улыбаясь, как извивается на полу мужик, прокусывая от боли собственные кулаки и губы. Сине-фиолетовое его лицо, измазанное кровью, было ужасно.
Сявки связали его. Хотели унести из хазы. Но Задрыга не велела. Приказала оставить обоих воров до возвращения малины.
— Жмура из-под окна уберите. С этими я без вас справлюсь! — выставила обоих холодным тоном.
И Жердь, и Краюха, закопав разбившегося насмерть, а может, убитого Капкой вора, тряслись от ужаса перед увиденным.
— Если эта сикуха злей зверя, то какая же сама малина? — вздрогнул Краюха всем телом.
— Влипли мы с тобой! За нее пахан с живых нас шкуры спустит. За недогляд! — тихо вторил Жердь.
— Их Боцман вякал, что кентели она откусить может. Думал, куражится. Да вижу — всерьез трехал. Ей не пофарти, душу выбьет зараза! — вздыхал Краюха, не зная, что делать? Бежать обратно в свою малину пока не поздно, либо вернуться в коридор. И подождать возвращения фартовых.
— Линяем от них! Вернем башли и пропади оно все! Шкура одна. Ее с кровью сдернут. Я откидываться из-за зелени не хочу. Смываемся, покуда все башли на месте, — предложил Краюха.
— Надо пахану их вернуть. Он дал. Не то бздилогонами облают. Мол, зассали, пахану не вякнув, смылись, как фраера, — удерживал Жердь.
— Да и свои теперь скалиться станут. Лажанутыми базлать начнут, — повернул Жердь к подъезду. И, глянув вверх, увидел в окне Капитолину. Она стояла в проеме — тщедушная, совсем беспомощная с виду и смотрела туда, откуда должны были вернуться законники
— Но ведь ее размазать хотели! — вспомнил Краюха. И пожалел Капку в душе.
