— Что ж так мало скопил? Всего на полкоровы? Иль пахан слабо башляет?
— Нет, Капля, грех жаловаться. Но в дом мебель понадобилась. Ремонт тоже денег стоил. Сарай, баньку поставил. Колодезь во дворе теперь имеется. Сам оделся, мать приодел. Это же — не с ветру берется. Теперь парники сделал, тепличку возле дома. Пусть маманька ни в чем отказу не знает. Жене никогда не угодишь. Сколько ни старайся — в последних засранцах и лодырях прослывешь. А я в хорошие мужья не набивался. Зато плохим сыном стать не хочу. Любую бабу мужик заменить сможет. Маманю — никогда… Она от Бога. Жена — от самого сатаны…
— Но ведь жены матерями становятся!
— Не все! Родить и зверю дано! Вон змея, тоже не без потомства. А много она жизни на змеенышей положила? То-то!
— Кем ты работал?
— До запоя? Плотничал на стройке! Столярку делал! Двери, окна, полы! Все в моих руках было! Да вот испозорила!
Капка пожалела мужика, затравленного жизнью, неурядицами.
— А как же сосед теперь? Тот, какой выжил из дома?
— Уже дважды она его в «декабристы» отправляла. И тоже пригрозила в тюрьму всунуть. Видел я недавно Кешку. Собирается к своей бабе воротиться. Обратно. В ноги упасть, чтоб простила и приняла дурака обратно. Хорошо, если согласится. А нет, в бухари скатится навовсе, насовсем. Он слабый. Коль упадет, уже не поднимется. Я его много лет знаю. Ленивый, безвольный мужик. Всю жизнь дурака валял — в гражданской обороне работал. Ни дела в руках, ни профессии. Не получится из него путевый дед внукам. Отцом своим детям он так и не был. Всю жизнь таскался, как последний кобель, по потаскухам!
— А как его жена терпела?
— Гавну всегда везет! Его жена — настоящая женщина! Мать своим детям! Она все терпела и молчала. Даже когда он с моей крутился, не дозволяла ребятне не то говорить, думать плохо о нем. Себя винила. Его — шелудивого — выгораживала перед всем белым светом.
— Зачем? — изумилась Капка.
— Чтоб дети не стыдились своего имени и его фамилии. Вот это — баба! Сама троих на ноги ставила. Без его помощи. Он — козел, всю свою зарплату на сучек изводил! Она даже не ругалась. Гордость ей не позволяла деньги с него просить. Еще и его, облезлого, всю жизнь кормила! Оно и понятно! С деревни ее привез. Там — народ совестливый, чистый. Не то что моя падла — горлохватка! Любому на ходу яйцы откусит и скажет, что таким народился на свет!
— А чего ты на ней не женился?
— Зачем? Да и не пошла бы за меня! Свое гавно каждый втихомолку нюхает! Ей своего гада хватило, мне — своей! Этот — уже перебесился! Много лет будет помнить. Ну, а моя шлюха еще не нахавалась. Вот когда детей заберу, может, и до нее допрет.
— Поешь, — предложила ему Задрыга.
Сявка тут же выхлебал суп. Жадно ел тушеную картошку, жареную рыбу. Пил чай с присвистом и хвалил девчонку на все лады.
— Вкусно готовишь, как моя маманя. Хорошая из тебя хозяйка получится. Мужик любить будет! Все ты умеешь по дому сделать. Огонь, не девка! Подарок любой свекрухе. Даром, что без матери росла! Управляешься, будто десяток баб всему учили! Вот только жизнь твоя трудная. Нескладная и корявая. Как у меня. И за что, не пойму, хорошим людям всегда не везет. А что ни гавно — цветет и пахнет. Всегда в жизни бутерброд получается: хорошей бабе — хреновый мужик и горькая доля. Никчемной, лярве безрукой — кайфовый муж и легкая доля! Ну почему так? Сам не пойму.
— А разве ты не видел, когда женился, что берешь в жены гавно?
— Она со своей маманей жила. Та все жалела дочку. Сама приготовит, а говорит, что дочь постаралась. Она жалела, а я потом волком выл от ее жалости. Ведь ни хрена не умела. Сам ее учил всему. Совестно сказать, пеленки стирал, детям кашу варил. Потом я теще высказал все, что накипело на душе. Ну та, жаба, не легше. Ответила, никто меня не просил жениться на ее дочке. Были кавалеры получше и почище меня! Жена не лошадь! Ее беречь надо! Обложил я ее матом со всех сторон, сказал, если заявится еще раз, помойное ведро на башку натяну и в таком виде На улицу вытолкаю! Ох она завопила! Эксплуататором меня обгадила! Домостроевцем! А я такой и есть — столяр-плотник! Даже в трудовой книжке! Никогда того не стыдился. Зато они интеллигенты! Теща — в духовом оркестре работает! Ни одни похороны без нее не обходятся. Кроме Шопена — ни хрена. Сплошной траурный марш. Чем гордиться? Что половину города на тот свет проводила? Со своим барабаном! Он у ней на брюхе как игрушка болтается. А тесть? Тоже срамно признаться — в конторе по отлову бродячих животных! Начальник! Туды его мать! Признаться стыдно, где они работают! От тестя псиной за версту несет! Будто не он, а его всю жизнь с сеткой ловили, а он — линял! Чего ж, зараза, никак не может выловить самую грязную из всех городских сук — свою дочь! И самую брехливую — свою бабу! С нее мыла всему городу на целый год хватило бы. Уж лучше в работягах жить, чем в такой интеллигентности кувыркаться!
Капка смеялась на всю хазу. И вдруг услышала шаги в коридоре:
— Чего стрема не на месте? — вошли фартовые Медведя, огрев сявку злым взглядом. Тот мигом выскочил в коридор.
— Мечи хамовку! — потребовали кенты. Задрыга накрыла на стол.
— Что с кентами? Пронюхали, надыбали, где они канают? — спросила Капка.
— В ментовке пока! В тюрягу не успели увезти.
— Когда их достанете?
— Ишь, шустрая! Надо все обмозговать, подготовиться! А уж потом — в дело! — ответил угрюмый, лысый фартовый с рябым, серым лицом.
— Пока вы готовитесь, их в тюрягу упрячут. Там достать труднее! — не выдержала Капка.
— Чего шпыняешь? Не по кайфу, сама вытаскивай своих кентов! А нет — не суй свой шнобель в чужие сраки! Тоже мне — «зелень», а уже хвост поднимает!
— Слушай, ты! Заткнись, паскуда, покуда я тебе хавальник не закрыла! Я — фартовая, а не «зелень»! Повякай еще на свою тыкву! Параша лысая! Тебя все черти шилом брили! Не выпинайся, не возникай! Не то нарвешься здесь! — побелела Задрыга.
И оглядев удивленных фартовых, продолжила:
— Я не раз доставала кентов из тюряг и ментовок! Меня не удивишь. Я вас не звала! Маэстро прислал! Вякал, что самых кайфовых… Что-то обмишурился Медведь. Ботну ему о том сегодня ж! — глянула на телефон.
— Валяй! — услышала в ответ.
— Похавать не дала, зараза, сморчок гнилой! — со звоном отбросил ложку рябой законник. И матерясь, вышел из-за стола. Следом за ним другие встали, косясь на Капку.
— Вы за кентами?
— Нет, по шмарью!
— Куда же, как не в ментовку? Или ослепла вовсе? — процедил рябой. И направился к двери, сутулясь.
Фартовые ушли, громко хлопнув дверью. Прихватив с собой лишь маленький чемоданчик, какой достали из сумки.
Капка смотрела им вслед, не очень полагаясь на удачу.
Вскоре после них к особняку подъехал участковый. Он позвал Капку, тихо предупредил, что сегодня ночью будет проверка. И ей лучше где-то переждать это время.
