Задрыга смотрела на детвору с жалостью. Вспоминала, как часто и ей хотелось есть. Но о том нельзя было говорить, малину пасли лягавые.
Капка сама предложила малине перевести дух в подземке. Оглядеться, что затевают городские законники.
Шакал вернулся черней тучи. Он рассказал кентам обо всем, что видел.
— Обложить нас вздумали! Засветить лягавым и чекистам! Всю малину разом — воткнуть «под вышку». Ну, за это поплатятся падлы — кентелями! — мрачнел Шакал.
Король, сидевший рядом с Капкой, слушал всех вполуха. Он получил возможность быть всегда рядом с Задрыгой, видеть, слышать, прикасаться к ней. Для медвежатника жизнь стала совсем иной. Он дышал Капкой, он выполнял каждую просьбу и прихоть, всякий ее каприз и называл своей королевой.
Та, заслышав о ловушке, устроенной малине наверху, нахмурилась. Отвернулась от Короля, обдумывая местъ. Медвежатник встревожился, чем расстроена фея?
Узнав причину, предложил не задумываясь:
— Стянем у них общак! Я знаю, где они его держат! Не стоит мокрить. Оставим без башлей. Это больнее.
Шакал, услышав это предложение, вмиг ожил.
Он заходил по залу, потирая руки, смеялся так громко, заразительно, что фартовые поняли, как понравилась пахану идея Короля.
— Сколько у них в общаке завелось? — спросила Капка медвежатника.
— Семь лимонов было при мне, — ответил не задумываясь.
— Когда снимем навар? — повернулся к Королю Шакал.
— Да хоть теперь…
— Кого в дело берешь? — торопил пахан.
— Нашу фею! Дело тихое, надежное.
Капка обрадованно встала. И через десять минут шла рядом с Королем по темным улицам города.
Они не говорили ни о чем. Медвежатник держал Задрыгу за кончики пальцев. Потом, осмелев, взял ее руку в свою широченную ладонь. Повел Капку быстрее.
Вот так они вышли во двор особняка Лангуста. Огляделись, прислушались. В доме темно, тихо. Стремач кемарит на ступени. Второй — на чердаке похрапывает.
Король подвел Капку к подвалу. Тихо открыл замок фомкой. Придержал дверь, чтоб не скрипела. Вошел, будто проскользнул внутрь. Капка юркнула следом.
Медвежатник отвалил плиту от стены. Открыл железный ящик. Достал саквояж, тяжелый, как булыжник. Потом вытащил шкатулку, передал Капке. Все закрыл, вернул на место плиту, закрыл замок на подвале. И подхватив саквояж, повел Капку обратно.
Когда перелезали через ограду, Король зацепил ногой проволоку, та служила сигнализацией и зазвенела по всей цепи подвешенными к ней банками. Тут же вскочили стремачи. Король, подхватив на руки Задрыгу, побежал в темноту домов, петляя меж ними зайцем, уходил от погони. Он не оглядывался. Но Капка видела, как стремачи, пробежав совсем немного, остановились. Они не слышали звука шагов убегающего медвежатника и решили проверить забор с другой стороны.
Король сбавил бег лишь на окраине, где до спуска в подземку было уже совсем близко.
Капка попросила его опустить ее на землю. Медвежатник неохотно выполнил просьбу.
— Давай присядем на минуту! Никогда мне не было так кайфово— ходить в дело как теперь! — признался он Капке, и та впервые в жизни, покраснела, поняв, что значат эти слова. Она еще не разобралась в себе. И не знала, что ответить Королю на его признание. Решила схитрить и прикинулась наивной:
— Еще бы! Так здорово облапошили Лангуста! Они теперь удавятся! — рассмеялась Задрыга и спросила:
— А что в этой шкатулке?
— В ней — все твое! Может по кайфу что-нибудь выберешь? Там то, что я из ювелирок слямзил!
Капке не терпелось взглянуть, но она сдержала себя. Пусть не думает медвежатник, что Задрыгу за рыжуху можно взять.
— Ты не дрейфила? Там? Когда я фаршманулся на проволоке?
— С чего бы мне мандражировать? — показала Капка не менее десятка «перьев», какие брала с собой на всякий случай.
Король грустно вздохнул. Он не услышал ответ, какой согрел бы его душу. Видно, мала еще девчонка, не проснулось сердце не готово к весне. Не понимает она, что и фартового настигает любовь. Сладкая эта болезнь, не всегда бывает взаимной…
Медвежатник встает следом за Задрыгой, идет в подземку, держа Капку за руку. Та скачет через вывернувшиеся булыжники, минует кучи мусора. Не отнимает руку у Короля. Ей льстит его влюбленность, какую давно приметили в Черной сове.
Задрыга не обрывает и не подогревает это чувство в Короле. Как опытная пройдоха, умело пользуется, не принося в жертву ничего, не отвечая взаимностью. Лишь невинные улыбки, легкое кокетство, вот и все, что позволяла себе Капка, удерживая на этом слабом поводке громилу медвежатника. Он, на свое несчастье, влюбившись, стал нерешительным.
Он искал любую возможность остаться наедине с Задрыгой. Но даже когда это удавалось, был робок и не позволял себе ничего, что могло бы обидеть, оттолкнуть Капку.
Когда они появились в зале, многие фартовые спали крепким сном. Лишь пахан, Глыба и Паленый ждали их возвращения.
Шакал, увидел пузатый саквояж в руках Короля, понял без слов, что фортуна не обошла удачей и в этом деле.
— Возьми, пахан! — подал Король Шакалу общак городских законников. Пахан улыбнулся довольно.
Увидев шкатулку в руках дочери, заинтересовался. Та поняла. Молча передала Шакалу.
— Это не в малину! Это ее! Мой подарок Капке! — взялся за шкатулку Король.
Шакалу пришлось по душе настырство медвежатника. Он выпустил из руки шкатулку, но не смог погасить любопытства во взгляде. Король аккуратно открыл миниатюрный замок. Крышка шкатулки открылась под тихую мелодию. Капка заглянула внутрь и не смогла оторвать взгляда от сокровищ. Уж чего только не было здесь. Изящные золотые цепочки, перстни и кольца, ожерелья и медальоны» серьги и браслеты, часы изумительной работы, броши редкой красоты.
— Да это же целое состояние! — заглянул Шакал через плечо дочери.
Задрыга увидела, какой лютой злобой перекосило лицо Паленого, увидевшего краем глаза содержимое шкатулки.
— Хана Лангусту! Он теперь сам похиляет на погост! Чтоб разборка в клочья не разнесла его! Весь общак просрал, плесень! — хохотал Глыба.
Шакал пересчитывал деньги. Пачки были аккуратно сложены. И пахан быстро подбил итог:
— Семь с половиной лимонов! — сказал громко. Фартовые малины, казалось, спавшие глубоким сном, вмиг проснулись.
Все, кроме Паленого, восторгались Королем. Капка, оторвав взгляд от сокровищ шкатулки, звонко поцеловала медвежатника в щеку. Тот — обалдел от счастья. Он готов был тряхнуть весь свет, чтобы эта маленькая, хрупкая девчонка повторила бы свою благодарность.
Широкая, довольная улыбка согнала с его лица усталость бессонной ночи. Он смеялся и радовался вместе со всеми, рассказывал, как удалось наколоть Лангуста и законников.
