— Так это треп! — не поверила Задрыга.
— Лягавые ее и впрямь в синяки уделали. Всю, как есть. За феню вламывали тоже. Ну и по мужичьей части, чтоб растормошить. Экспертиза подтвердила, что телесные повреждения получены во время отсидки в лягашке. И завели дело на ментов. Ведь Катька послала жалобу в Москву. И в ней покатила бочку на главного лягаша. Тот, понятно, от всего отказывался. Но жалоба на контроле в Москве. И судили мусоров. Если б не адвокат… Все бы «под исключиловку» влипли! А так, влупили по пятнадцать зим на шнобель и в Йошкар-Олу, в зону для бывших сотрудников милиции. Начальник — в третью зиму там откинулся. А менты и сейчас в зоне канают.
— А Катька?
— Бухает, как и прежде. Что ей сделается, шельме? Зато ни один лягавый к ней не лезет. Обходят за версту; Хоть голяком будет валяться, не возникнут близко! Мы ей за хлопоты, конечно, подкинули.
— Чего?
— Чего попросила! Вина и башлей! — хохотнул Лангуст И шепнул:
— Мотай на ус, Задрыга! Мне ни к чему! Я отфартовал! Но сумел в своем пределе трижды лягашку поменять. Соорудив из них анонимками и кляузами то взяточников, то насильников, то садистов! Не столько я с малинами и кентами, сколько мусора от нас терпели! Было ж, наткнулись они на старуху, та самогон гнала и загоняла на базаре. Менты ее припутали, замели, хотели под суд загнать. Не дали мы бабку в обиду. Выволокли. Она нашим кентам хазу давала иногда. Настрочили, что вымогали у старой икону. Старинную. У нее и впрямь такая была. Ну и приклеились к старой, мол, не отдашь, посадим. Такое и верно — было! Взяли их за жопу. И на каждого по червонцу. Мало не показалось.
— Что верняк, то секи, Задрыга! Возникнешь в моем пределе, враз рисуйся к адвокату. И с ней держись, как с мамой родной! Не гони туфту! Не хами ей! Вспомни все, чему учил Сивуч! Не лажай фартовую честь и имя! Не дери шкуру с плесени, у какой ни хрена нет!
— А как ты «Волгу» у бабки сорвал? — напомнила Капка.
— Я ей башли давал. Полную цену. Не уломалась. За неуваженье наказал. Но адвокат — особо! Их у меня в пределе— трое. Самые клевые! Не лажанись! Когда в хазу возникнешь, не сопри чего-нибудь по привычке. Иначе, больше тебя никогда не впустят.
— Как башлял им? — спросила Капка Лангуста.
— За всякий сохраненный год свободы по куску отодвигал. Ну и хлопоты, свиданки, тоже не дарма.
— А если защита ничего не добилась в процессе? Как тогда?
— Не случалось такого! Если на первом этапе — ни хрена, писалась кассационная жалоба. Она ставила все на места. Но это было давно — в самом начале. Теперь с этими адвокатами считаются все. И суд, и прокуратура, и менты!
Допоздна, до самой зари засиделись в ту ночь у камина фартовые. Вспоминали прошлое, делились пережитым, учили, наставляли, подсказывали.
Капка запоминала накрепко. Она знала, что эти знания самим законникам даются годами долгих мучений в зонах. А ей попадать туда совсем не хотелось.
— Ты уж не «зелень», сама фартуешь, потому врубайся! Вот что утворишь с «гастролерами», какие в пределе возникнут? — спросил Лангуст.
— Выдавлю! Вломлю им! — не сморгнула Задрыга.
— А если они, как Черная сова — сильнее окажутся? Тогда что отмочишь?
— Самых кайфовых из них к себе сфалую, — : ответила подумав.
— А если не уломаешь? — прищурился Лангуст
— Замокрю! — загорелись глаза Задрыги.
— Положим, и это же обломилось? Как тогда?
— Придется откупаться наваром! — опустила голову Задрыга.
— Верняк, кентуха! Самый цимес! — обрадовался сообразительности Капки Сивуч.
— Есть и другой ход! — не согласился Лангуст и заговорил тихо:
— На этот поганый случай, надо держать в отдельном притоне самых клевых шмар. Не пускать их по фартовому кругу. Только для гостей. Не стоять за угощением. И тут… Все от твоего настроения… Хочешь — отрави всех. Но за это свой кентель посеять можно. Или добавить в водяру, как наш Мотыль, касторку. Или в коньяк жженую пробку.
— Зачем пробку? — не поняла Задрыга.
— Неделю пердеть будут без отдыха. Ни в одно дело не смогут возникнуть. В жопы, будто гудки вставили.
— Так лучше сонного. И вывезти из предела подальше! — не согласилась Капка.
— Если тихо выбросишь, вскоре снова возникнут! Надо, чтоб помнили, чтоб западло было возвращаться, где лажанулись! Вон, малина Сапера ко мне прихиляла. Я их не в кабак — в притон повел. Упоили всех до визга. Пургену не поскупились. Законники когда очухались, понять не могли, то ли сами обосрались, то ли их осмеяли. Вскоре доперло, когда из них поперло. Неделю из хазы высунуться не могли. Какие шмары? Какие дела? Мои законники животами со смеху маялись. А гастролеры, чуть полегчало, смылись из предела тихо, взяв с меня слово, не трехать нигде о проколе!
— Но ведь могут отказаться от притона? — не унималась Задрыга.
— Такого не было! Ну, хрен с ним! От притона, но не от шмар! А они тоже в твоих клешнях дышат! Каждая! И что ты вякнешь, то отмочит…
— А если от шмары откажется?
— Не слыхал про такое!
Капка с подозрением глянула на Короля. Тот отвернулся, сделав вид, что его эта тема не интересует.
На следующий день Задрыга объяснила Лангусту, как надо управляться по дому до приезда «зелени». Пообещала, что своих пацанов на выучку привезет сама, отобрав каждого на свое усмотрение. И понаблюдав, как завертелся по дому Лангуст, любивший тепло, уют и сытость, успокоилась. Дала Сивучу деньги на грев и хамовку. Пообещав навещать почаще, этой же ночью, вместе с Королем, укатила из Брянска в Минск.
Глава 5. Счастливчик
Шакал не дождался Капкиного возвращения и вернулся в Калининград со своею малиной.
Городские законники не ждали Черную сову. Они канали на хазе у известной всему городу барухи и ждали возвращения Лангуста. Были уверены — этот из любой заварухи выкрутится сухим и вернется со дня на день.
Но шли дни, Лангуст не появлялся. И фартовые стали беспокоиться, решив, если Лангуст не объявится через день, смотаться за ним в Минск.
Каково же было их удивление, когда вместо него в хазе появился Шакал.
Фартовые вскочили разом. Руки сами стали нашаривать «перья» и «пушки». С языков срывались проклятия и угрозы в адрес Черной совы и пахана.
— Заткнитесь, козлы! — спокойно бросил Шакал. И, оглядев жалкую горсть законников, сказал негромко:
— Теперь я ваш пахан! По слову маэстро! Хотим того иль нет, придется кентоваться и вместе фартовать!
Опережая вопросы, ответил сразу:
— Лангуст — не возникнет. Он — западло! Не пахан и не законник…
— Паскуда ты, Шакал! — подал голос низкорослый, кряжистый фартовый.