Мать плакала. Она устала от упреков и ссор с соседями. Но через неделю пригнал Данилу в дом сосед-верзила.
Он при матери и бабке так отделал Данила, что тот месяц с постели не вставал. Он пообещал убить мальчишку, если тот осмелится когда-нибудь переступить порог его дома.
И мать, и бабка были убеждены, что после такого заречется Данил от воровства. Но напрасно мечтали…
И через месяц, поймав его в квартире ворующим деньги, соседи измесили пацана и сдали в милицию, потребовав, чтобы семью переселили в другое место.
Данил воровал не только у соседей. А и в школе. Учителя не понимали, кто украл зарплату. Одноклассники удивлялись, куда делись деньги, взятые на завтрак, и новые ручки, подаренные к дню рождения. И однажды нашли у Данила вместе с очередной зарплатой завуча школы. Его выкинули, отчислили в тот же день.
Милиция, узнав обо всем, устроила Даниле пятый угол, дав испытать крепость кулаков и сапог, обрушив на его голову площадную брань.
Продержав целый месяц на баланде и кипятке, его выкинули пинком из отделения, пригрозив, если попадется еще раз, размазать на стене, как клопа.
Данилка пошел домой. Но ни матери, ни бабки в квартире не оказалось. Они переехали, их переселили. В этой — уже жили чужие люди.
Соседи, завидев Данила, ухватились кто за топор, кто за ремень. А один — за ружье. И погнались за ним, чтобы без помех, окончательно разделаться с мальчишкой.
Какой там адрес матери и бабки? О том даже не вспомнил. Уносил ноги от озверелой толпы, готовой разнести в клочья. Его доставали камнями по голове и плечам, по ногам и рукам. Ему вслед кричали такое, что забулдыги не слышали в свой адрес и сочувственно качали вслед взлохмаченными головами.
Данилку уже догоняли, когда он свалился в люк. Соседи, подбежав, закрыли крышку над головой. Стало темно.
Данилка, отлежавшись, огляделся. Увидел, что в стене люка есть большая дыра, словно вход куда-то под землю. Он пошел и попал в штольни. Пять дней блудил по подземке, покуда не выбрался на чей-то огород. Наевшись помидоров и огурцов, сообразил набрать про запас. И довольный вернулся в тоннель.
Вскоре он изучил здесь все входы и выходы. Знал назубок все склады. Особо продуктовые. И обворовывал их нещадно.
Данилка изучил, когда какой из них открыт и там работают люди. Он запасался едой впрок. Колбаса и рулеты, рыба, фрукты, всего этого было у него в избытке, и за них никто не ругал и не бил пацана.
Сигары и сигареты, конфеты и шоколад — были в изобилии. Допекало его лишь одиночество. Но… Вскоре у него появился друг. Потом еще и еще. К зиме в штольне обитало уже три десятка пацанов и девчонок разного возраста. Кто сам ушел, кого прогнали — всех приютили неразборчивые штольни.
В холодные дни дети собирали на станции уголь, тащили его в штольни и там грелись неярким теплом, радуясь тишине и относительной свободе.
Данилка, как старший, заботился обо всех. Он воровал продукты, где они плохо лежали. Но однажды его поймал сторож базы и жестоко избил.
Потом Данилку поймали на складе две собаки. Всего искусали. Одежду разорвали в клочья. Сторож не стал выручать, наоборот травил псов на мальчишку, и те полезли к горлу.
Хорошо, что сумел скатиться в люк вовремя. Иначе загрызли б до смерти.
Этот люк вскоре залили бетоном, навсегда преградив Данилке вход на склад.
Попадался он и потом. Даром нигде не сходило. Но и не остановил. Голод выталкивал из штольни наверх. Он был сильнее страха и побоев.
Данилка часто возвращался избитый. Но никогда — с пустыми руками. Он всегда успевал сунуть за пазуху палку колбасы, батон хлеба, либо целый моток сосисок. Он никогда не ел сам. Всегда делился со всеми.
Подрастая, малыши тоже начинали промышлять. Если и не могли принести, сами возвращались сытыми. И это было облегчением.
— Как жить дальше? — Данилка пока не задумывался. Он видел, как иных пацанов из подземки забирают в малины — шпана и блатари. Его пока не брали. Почему? Было непонятно. И Данил ждал, когда его позовут.
Он даже не пытался искать мать и бабку. Поначалу ума не хватало, как это сделать. А потом отвык от них.
Новая жизнь пришлась по душе. В штольнях его никто не ругал, не бил, ничем не грозил, ни о чем не молил. И Данилка жил, как ему нравилось.
Если первые годы он вылезал наружу только из необходимости, когда нужна была жратва, то теперь совсем другое дело.
Выросший, возмужавший, он не боялся трепки. Сам мог любого уложить на лопатки. Не задумываясь особо — прав иль нет? Нечем было думать. Совестью он был обойден с малолетства.
Он был на удивление тупым. Может, потому ни одна девчонка, несмотря на все старания и ухищрения, никогда не оглянулась в его сторону.
Однажды вечером вылез из штольни, решил прогуляться по городу. И в темном, глухом проулке поймал незнакомую девчонку. Всю излапал, истискал. Но только полез к ней всерьез, та каблуком туфли чуть глаз не выбила. Вырвалась, заорала. Данила мужики чуть на вилы не посадили. Едва сбежал. Стал присматривать среди своих. Но и тут случилась осечка. Вот и воспользовался Задрыгиным приглашением. О ворах, их жизни он многое слышал от шпаны. Захотелось попробовать самому.
Больше на этот раз никто не согласился уйти к Задрыге. Она оглядела столпившихся ребят и, обратившись к Данилу, сказала:
— Всех кентов своих приведи в хазу! Но не тащи кучей, чтоб в глаза не бросилось. По двое хиляйте, по разным сторонам улицы. Так кайфовее! — и назвав адрес, вместе с Королем вскоре ушла из подземки.
Она еще не успела похвастать перед Шакалом своими кента- ми, как стремач влетел в хазу, вылупив глаза, и объявил, что Капку требует свора голодранцев.
Шакал оглядел «зелень». Хмыкнул, спрятав в кулак смешок. Сказав глухо, что даже в стремачи ни одного бы не фаловал. Лишь на Даниле взгляд задержал на минуту. Но задав пару вопросов, безнадежно махнул рукой.
— Колун, а не кент, — приклеил кликуху, сам того не подозревая.
Глыба смотрел на свежаков морщась:
— И где ж ты, ебена мать, подобрала их? — проверещал бабьим голосом.
Ребятня от неожиданности дрогнула. Стала оглядываться по сторонам.
— А где тетка? — не выдержал Данил.
— Ни одного навара не приволок, а уже тетку дыбает, шелупень! Иль яйцы раньше мозгов созрели? — спросил Глыба тем же голосом. И пацаны расхохотались.
— Всем — мыть клешни, хари и прочие муди! Хавать! Потом потрехаем и смекнем, куда вас всунуть! — распорядился пахан.
Пока «зелень» отмывалась от штолен, Глыба пошел за барахлом для свежаков. А Капка с Шакалом говорили о своем.
Было решено сегодня же ночью увезти всех пацанов к Сивучу и Лангусту. Пусть попытаются что-то слепить из этой разношерстной своры.
