Александр нередко вскакивал среди ночи. Карающий молох раскручивался на всю катушку. И захватывал в свои жернова все больше знакомых людей.
— Отец! Что происходит? Я перестаю понимать. Неужели они все виновны — эти люди? — спрашивал Александр.
— В нашей стране невиновных не судят! И ты поменьше думай и спрашивай! Наше дело — солдатское, выполнять приказ. Для этого мы и работаем…
Пряхин не мог смириться с тем, что вскоре и в его отделе изобличили двоих сотрудников, назвав их шпионами иностранной разведки.
Александр сразу понял, что недолог век руководителя, в ведомстве которого нашлись шпионы, и добился приема у начальства.
— Вы ручаетесь за этих сотрудников, какая недопустимая близорукость! Сейчас за отца никтоне поручится! Мать за детей! А вы? Экая уверенность! На чем она базируется?
— Я знаю их три года! Проверены в работе! На ответственных заданиях.
— И что?
— Я хочу знать, увидеть своими глазами подтверждения их виновности! В чем выразился шпионаж и связь с иностранной разведкой? Я должен это знать, как руководитель отдела! — требовал Пряхин.
— Таких доказательств вам никто не представит. Они в суде! А вы что, сомневаетесь в его компетентности?
— Я не сомневаюсь в своих сотрудниках. И хотел бы, чтобы меня известили о месте и числе. То есть, поставили бы в известность, где и когда начнется суд над моими сотрудниками, — волновался Пряхин.
— Напрасно вы так пренебрежительно относитесь к закону, — оглядели» его с ног до головы, и, объявив, что он может идти, ничего не ответили на его просьбу.
Александр сам стал интересоваться сотрудниками, наводить о них справки. Ему пообещали ответить, где содержатся ребята.
Зазвонил телефон. Пряхин схватил трубку, дрожа от нетерпения.
«Нет, я не позволю хватать своих ребят! Делать из себя мишень! Чтобы завтра и меня, вот так же спокойно поставили к стенке. Я не дам! Не позволю разделаться с ними».
Звонила жена. Он удивился и рассердился. Хотел накричать. Ведь она никогда не звонила ему на работу. Зачем отвлекает?
У него так много забот! И вдруг услышал, жена всхлипнула:
— Саша, отца взяли сегодня. Только что.
— Какого отца? — хотел уточнить.
— Нашего. Твоего! — расплакалась жена, не сумев сдержаться.
Пряхин положил трубку. Ему стало холодно и одиноко, как
когда-то, давным-давно в детстве, он заблудился в лесу возле дачи.
…Мать, увидев Сашку, даже успокаивала сына и убеждала его:
— С нашим отцом все будет в порядке. Разберутся и выпустят. Он ни в чем не виноват.
— Мама! С теми, кто туда попадает, уже не разбираются. Ты это не раз слышала. А я уже просвещен, как берутся показания! Не будь наивной! Не теряй время! Давай спасем отца! — просил Сашка.
Но мать назвала его паникером, мальчишкой, юнцом и велела успокоиться и подождать день-другой.
Сашка ждать не стал, понимая, что кольцо вокруг него смыкается намертво и скоро на нем самом зажжется «красный свет».
Он добился приема на самом верху. Он сумел доказать непорочность, невинность отца. Он отстаивал его, как собственную жизнь. И вскоре получил милостивое разрешение забрать… труп отца…
Мать, увидев его, тут же сошла с ума. Ее поместили в психиатрическую больницу, из которой она уже не вышла никогда…
Была семья… Большая, счастливая. Были праздники, свои семейные даты отмечались с цветами и смехом.
Ничего не осталось. Пустота. Черная, как ночь над кладбищем, как безысходность, как ожидание неизвестного, тяжелого обвинения в грехе, которого не совершал…
Сашку без слов понимала лишь жена. В то трудное время она стала ему единственным на свете другом, делившим с ним горечь утрат, страха, разочарования.
Александр стал настороженным, недоверчивым человеком. И считал, что все беды происходят от глупых, завистливых людей.
Елена считала, что все горести сыпятся на семью оттого, что власти не ценят ее мужа, не видят его стараний.
Пряхина теперь все реже посылали в командировки, будто перестали доверять. Он чувствовал, что за каждым его шагом внимательно следят свои же сотрудники и держался изо всех сил, чтобы не сорваться.
Начавшаяся война не была для него неожиданностью. О ней предупреждали разведчики, работавшие за рубежом. Называли не только месяц, а и число, время…
Им тоже не верили. И некоторых именно за эти сведения отзывали на родину и расстреливали. За то, что сеяли вредные слухи и вводили в заблуждение правительство.
Но война началась, вопреки неверию вождя.
Александр сам попросился на фронт. Его никто не удерживал, не отговаривал. Послали заместителем командира дивизии по воспитательной части. И Пряхин вскоре уехал на передовую.
Первые недели, месяцы войны запомнились человеку по-особому.
Гибли люди от руки врага. Не меньше их полегло от рук чекистов, сформированных в заградотряды. Им был дан свой приказ — предотвратить отступление передовых частей любой ценой. Расстреливать на месте каждого труса, покинувшего свое расположение и ударившегося в бегство от врага.
И стреляли… Приказ выполняли в точности. Хотя и самим приходилось отступать, откатываться вглубь, оставлять свои позиции.
Заградотряды не принимали участия в сраженьях, не убили ни одного врага. Они и здесь представляли власть. Их ненавидели на войне все, кому хоть раз довелось столкнуться с ними лицом к лицу. Каких только прозвищ, обидных кличек ни получали они от солдат. С ними никто не делился теплом и хлебом, махоркой и глотком водки перед смертельной атакой. Их называли мародерами, трупными мухами, вороньем. Их презирали все фронтовики от солдат до генералов.
Пряхин тоже не общался с ними и благодарил судьбу, что не попал в эти войска.
Трудно было на передовой. Но на то она и передовая, что первой брала на себя всю тяжесть ударов врага. Своею жизнью и смертью заслоняла она тылы, свою страну, дом, семью…
Пряхин хорошо владел оружием, а потому наравне со всеми участвовал в боях. А в короткие передышки читал бойцам газеты, приходившие из тыла. Из них он узнавал, как идут бои в других направлениях.
Иногда он получал из дома короткие письма от жены.
В одном из них она написала, что родила второго сына. Что уже писала об этом мужу, спрашивала, как назвать, но ответа так и не получила. И нарекла по имени расстрелянного отца.
Пряхин вглядывался в фотографию семьи. Она дошла к нему в письме. И человек никогда не расставался с нею. Нет, его ни разу не отзывали с фронта, словно забыли о нем. А ведь когда-то говорили, да и он считал, что без него отделу не обойтись. Но… ошибался…
