Бабы со слезами в совхоз побежали, к Васильеву. Но тот в отъезде оказался. И тогда Гусев вспомнил, пошел к Панкратову. Никого с собою не взял.
Лидка вместе со всеми женщинами вернулась в село.
Гусев пришел в Усолье поздним вечером. Мрачный. На расспросы ссыльных ответил коротко:
— Не стал помогать. Отказался. Сказал, что надоели мы совхозу своими жалобами, а у них своих дел полно.
— Значит, знает чьих рук дело, — вставил Оська.
— Не переживайте. Без свеклы обойтись можно. Но чувствую, на весну не дадут нам земли в совхозе. Откажут. Под любым предлогом. А и нынешняя потрава не случайна, она — продолжение той, что на рыбокомбинате стряслась. Одна рука действует. Одна музыка играет, — предположил отец Харитон.
Гусев на следующий день сам решил съездить к следователю. Рассказать о случившемся. Знал, что не вернуть урожай, но хоть выводы сделает следователь. А вдруг прав отец Харитон?
Шаман не знал, что Оська его опередил, и чуть свет вышел из лодки на берег поселка, отправился искать следователя.
Вначале спросил о нем у дежурного милиции. Тот плечами пожал. Оська пошел в гостиницу. Но и там ему не удалось ничего узнать о следователе.
Когда вернулся в милицию, там уже появился Гусев. Вдвоем решили зайти к начальнику милиции.
Тот принял усольцев. И по своему обыкновению, выслушал их молча, дал выговориться.
— Когда туда в последний раз приходили ваши люди и поле не было потравлено?
— Дней пять прошло, — ответил Шаман.
— С совхозными рабочими кто-нибудь из ваших ругался?
— Нет. Нам не то лаяться с ними, словом перекинуться было некогда, — ответил Виктор.
— А трактористы имели обиду на вас?
Ссыльные переглянулись, плечами пожали недоуменно:
— Мы их не знаем. Свои поля мы под лопату подымали. Пололи, окучивали — тяпками. Никакого отношения к трактористам не имели. А за подвозку урожая на машине всяк рейс оплачивали. Как положено, — вставил Лешак.
— Может, поля у вас лучшие? Вот и разозлились совхозные? Решили таким путем выжить с удобных участков? — предположил начальник милиции.
— Какой черт? Эта земля не обрабатывалась никогда. Там не поле — сплошные чертоломины были. Одни пни, да коряги. Сколько их выжгли, выкорчевали! Да разве нам дадут хорошее? Никогда! У черта на куличках! От совхоза почти три километра. На краю болота! Этих пьянчуг туда по доброй воле калачом не заманить, дубиной не загнать. Эти участки они никогда не стали бы
сами разрабатывать. Да и зачем? Земли у них хватает. Обрабатывать ее некому, — говорил Гусев.
— Вы у руководства совхоза были?
— Васильева нет. А Панкратов не хочет знать о случившемся. Мы им поперек горла стоим. Колом. Поди, не рады, что землю дали, — ответил Виктор.
Начальник милиции взялся за телефон. Стал в совхоз звонить. Панкратову. По тону, помрачневшему лицу, по коротким репликам, поняли ссыльные, что разговор принял неприятный оборот.
Закончив разговор, начальник милиции сказал усольцам:
— Вообще, потравой урожая занимается поссовет. Но учитывая обстоятельства, в порядке исключения, попробуем вам помочь, найти виновного и наказать его. Чтоб впредь неповадно было на полях безобразничать. А вам, заявление написать нужно. Иск в суд подать на возмещение ущерба. Без этого не обойтись…
Когда заявление было написано, и поселковый адвокат взялся написать иск в суд, ссыльные решили вернуться в Усолье. Но когда подошли к лодкам, глазам не поверили. Днища у обоих посудин были изрублены топорами.
— Чтоб у вас руки поотсыхали! Чтоб ваши головы слетели с плеч! — вырвалось у Шамана. И мужики, понурив головы соображали, что им теперь предпринять?
Гусев вскоре осмелился. Вернулся в милицию. И через полчаса, осмотрев изрубленные лодки, милиционеры перевезли ссыльных на своем катере, оставив изувеченные посудины на своем берегу.
Затихло, умолкло Усолье. Слишком много неприятностей, за считанные дни, свалилось на село. И ссыльные теперь не решались даже появляться на берегу. Реже выходили во двор. Навесили на дверях засовы. Заборами дома обнесли. Даже калитки во дворы держали закрытыми. Гулявших доселе вольготно псов, на цепи посадили. У крыльца. На окна ставни повесили. А Оська, не выходивший из кузницы много дней, показал свою работу Гусеву. Длинные, острые тесаки, с тяжелыми ручками, сверкнули из-под станины.
— На всяк поганый случай. Нехай в каждом доме имеется, как заступник. Нынче, всего ждать можно…
— За такие штуки, прознай милиция, с нас живьем шкуру спустят. Это для них — козырь в руки.
— В сенцах держать надо. Неприметно. Когда другого хода не станет, его пускать в дело. Иначе уже неможно. Устал люд в своем дому дрожать. Устал жить украдкой. Надоело дышать по дозволению, а жить по указу. Пора вспомнить, что и мы. Богом созданы…
— Сколько ты их сделал уже? — указал Шаман на тесаки.
— Уже последние эти. Раздал людям. Для защиты. Нынче отцу Харитону отнесу, ты возьмешь, Никаноров остался, да сыновьям Охременковых, Антону. Остальные, кроме Комаров, все имеют.
— Ну что ж, может, ты и прав, — взял тесак Шаман и глянув на лезвие, не сдержал восторга:
— Хороша работа! Глаз не оторвать.
— Погоди! То ли еще будет! Коль они супротив нас всем светом поперли, не станем и мы руки в жопу прятать.
— Да уж мира меж нами теперь не будет. Каждый день новая беда на головы валится. Не знаешь, чего ждать от всякого нового дня, — согласился Шаман и пошел домой.
Усолье притаилось. Кто-то из ссыльных постоянно наблюдал за берегом. Мера эта была обговорена не случайно.
Чуть появилась на середине реки чья-то лодка, на все село звонил тревожным голосом колокол, какой повесил среди Усолья Лешак.
Его голос поднимал людей среди ночи из постелей. Он обрывал сон и покой. Ссыльные выбегали из домов и ощетинясь вилами, топорами, стояли на берегу, охраняя село от беды.
Кто вознамерился среди ночи приехать в Усолье? Кому понадобилось прикрытие тьмы?
Горели факелы в руках ссыльных, уставших от горестей. Пришло время постоять за себя и защититься.
Гребцы в лодках, завидев огни на берегу Усолья, разворачивались обратно.
Кто были они? Что замышляли? С чем направлялись в Усолье, никто из ссыльных не знал.
Берег охранялся и днем. Его ни на минуту не оставляли без внимания.
Усолье понимало, выжить можно — защищаясь..
Оська уже не раз вспомнил об испорченных лодках, оставленных в поселке. Милиция взяла их под свою охрану, обещала найти виновных, но, видно, не под силу ей такое оказалось.
Шли дни, а из поселка никаких вестей не было. Ни от кого.
