— Доктор! Как Женя?
— Спит. Это хороший симптом.
— Он хоть открывал глаза?
— Пока нет!
— Мне можно завтра навестить его?
— Ни в коем случае! Слишком рано.
— Есть хоть маленькое улучшение?
— Я вам сказала все. Гарантий не даем…
Антонина вернулась с работы злая, сразу подступила к Игорю:
— Скажи, сколько еще твои козлы будут нас мучить? Женьку испороли ножами, Юльку загробили, кто следующий? Как жить и работать дальше? За что мы им платить обязаны? Ведь сами еле тянем! Сегодня ни у кого выручки не было. К нам подходить боятся. А эти хорьки требуют. За что?
— Ну чего заходишься? Я к ним никакого отношения теперь не имею. Приди — они ответят, мол, тебя не тронули и не возникай, пусть твоя жопа не свербит по чужим болячкам. Едино никто не станет с тобой советоваться, кого урыть, а кого оставить дышать! Еще и пиздюлей вломят, чтобы в их дела не лез.
— Пойми! Коль Женьку задергали, значит, нас тряхнут. А если нет, все будут подозревать в связях с крутыми, наводчиками будут считать.
— Тебе не хватает крутых? Тонька, о чем ты говоришь? Не прикипают, и радуйся. Эти если на хвост сядут, мало не покажется. Тут не нам, а Лельке пора рогами шевелить. Ты не лезь. Пусть сами разберутся.
— Она моя давняя подруга!
— Знаю! Ну и что? Навары у вас разные! Ее мужик предприниматель, а я покуда никто. И не хочу подставлять свою голову за чужого дядю. Кто он мне?
— Игорь, я боюсь идти на работу. Ведь вот они Юльку
убили!
— Она их сдала ментам! Такое не отмылить. Если Лелька на такое пойдет, ее тоже уроют. Никого не простят.
— И что, так и будем терпеть грабеж?
— У тебя ничего не взяли. Вот и успокойся! В этой жизни всяк сам за себя, за место под солнцем друг другу рвут глотки с розовых ногтей.
— Тогда я сама пойду к крутым! Не буду ждать, пока меня размажут ровно клопа по стене.
— Сиди спокойно. Тебя никто не дергает.
— Вот и выясню, ждать мне гадов или сидеть тихо, — злилась баба.
— Ты мне не веришь? — удивился Игорь.
— Тогда помоги! Ведь сам имеешь друзей. И тоже станешь защищать. А Лелька у меня одна. Других подруг нет. Вчера ее сына дед Коля присматривал. Совсем чужой человек. Так пацан при нем играть разучился. Стоит возле лавки такой несчастный, как потерянный человечек. Глаза большие, а радости в них нет. Сплошное ожидание и тоска.
— Тонь, не пытай! — нахмурился Игорь.
Антонина молча готовила ужин. Мужик курил перед открытой форточкой. Внезапно заговорил о Женьке сам:
— Если б его хотели грохнуть, сделали б иначе. Пустили б пулю, и все на том. Тут его проучить решили. Видно, не раз с ним говорили, терпение кончилось. Разозлил корешей. Даже не дождались, пока с машины выйдет. Ну, после «пера» он отваляется в больничке с месячишко. А там его снова за жабры возьмут. Если и в этот раз не поймет, размажут с концами.
— Игорь, а если б Лелька жила одна, с нее тоже налог брали бы?
— Она бывшая путанка. Скорее всего брали б натурой. Может, один ее тянул бы, а может, все. Кто знает? Но на халяву не проскочила б, это точно! Лелька никому из них родней не приходится, а значит, отмылиться от налога шансов нет. Все равно будут с нее брать…
Ни Тонька, ни Игорь не могли предположить, что Лелька, потеряв весь страх, сама пойдет к крутым.
Когда-то в путанках она обслуживала их, знала, где живут, была знакома с иными накоротке. Да, некоторые из бандюг отбывали сроки в зонах, на их место пришли другие, кого-то из своих крутые убрали сами. Но главари оставались прежними. И Лелька, никому ничего не сказав, оставив сына с Марией, пошла на не назначенную встречу. Ей было страшно, но другого выхода не увидела.
Баба шла по улице, озираясь по сторонам. Никого из знакомых не приметила.
«Да кого я боюсь? Чего опасаюсь? Уже мужика порезали. Ждать, пока с сыном что-нибудь утворят ублюдки или саму прикончат в подворотне? У Женьки вон сколько друзей было, а случилась беда, и где они? Хоть бы один вступился. Даже не позвонили, не спросили, как он там? Зато он им помогал, лопух безмозглый!» — досадует Лелька, входя в подъезд, где жил главарь одной из банд города — Вовка Сыч. Его она знала давно, с ним много раз встречалась в притоне накоротке.
Вовка слыл бесшабашным драчливым выпивохой. Он под настроение мог озолотить угодившую ему блядешку. Умел и высмеять едко, и опозорить, если девка оказалась равнодушной и не сумела растормошить и приласкать его.
Сыча любили и боялись. Он был непредсказуем во всем, как дикий январский буран. Но иногда он пребывал в лирическом настроении, и тогда от него можно было добиться многого. На это и рассчитывала Лелька.
Едва ей открыли дверь, она поняла, что пришла некстати.
На всю мощность орал музыкальный центр. От его воя дрожали стекла в окнах. Попойка была в разгаре. Самые отмороженные из банды мужики уже успели отменно ужраться и заставляли двух путанок сбацать на столе. Те, тощие, неоформившиеся, стыдились своей незрелости и не решались на стриптиз. Ну что за кайф видеть вместо женских ног две вермишелины, кривые и волосатые. Вместо грудей — два прыщика, смешно примерять даже нулевой лифчик. О заднице и говорить не стоило, ее по трезвой не увидеть, по пьянке и вовсе не разглядеть. Вместо волос — детский пух. Ну куда с таким стриптиз? Да еще на столе у крутых! Через минуту сдернут со стола и, назвав десантом мандавошек, выкинут отсюда вон.
Хорошо, если через двери выпустят. Случалось, выбрасывали в окно. Обо всем этом малолетние путанки были наслышаны. Но хотелось жрать и что-то заработать. Последнее пересилило страх.
И в тот момент, когда девчонок собрались вытряхивать из тряпок, позвонила Лелька.
— Привет! — вошла она в комнату уверенно.
— О-о-о! Сама Русалка возникла!
— Братва! Да это ж своя в жопу!
— Мужики! Теперь будет задираловка! Сама Лелька объявилась! С ней не соскучишься!
— Тихо вы! Чего загоношились? Я к Володе! С ним хочу потарахтеть!
Подошла к Сычу, присела на колени и, погладив небритую толстую физиономию, предложила тихо:
— Поговорим, зайчик?
— Сегодня мы отдыхаем от всех дел. Но ради тебя пойду на что хочешь. Идем, моя Русалка! — Ухватил Лельку и повел в другую комнату.
Сыч прикрыл двери и, указав гостье на постель, велел раздеться.
— Вовка! Сначала разговор!
— Кто тут хозяин? Потрекать успеем. Куй хуй, пока стоит.
Вылез из брюк. Бабу грубо уронил в постель.
— Ну к чему столько тряпок на себя цеплять? Тебе голяком нужно дышать! — принялся он сдирать с нее одежду.
