Он провел их в кабинет, где Игорь Павлович Кравцов вместе с тремя другими работниками прокуратуры допрашивали ревизора, закончившего проверку прииска.
— Так в чем вы подозреваете бракера, если он принял по весу от участка добычи и сдал тем же весом приемке? Все эти данные — в журналах! Провели сверку сдачи, бракера, приемки — все совпало! За что же оклеветали человека? — не заметил Кравцов Огрызка и Чубчика.
— А Сашку за что? Он, даже если бы и захотел, не смог бы пронести! — подал голос Кузьма.
— Подождите здесь, пусть освободится! — Кузьму и Сашку увели в соседний пустой кабинет. Но через тонкую стенку донеслось негодующее:
— Вы — ревизор и не превышайте своих полномочий!
— Я только рекомендовал! А уж исполнять никого не заставлял!
— Ваше дело — объективная проверка! Все остальное — забота следствия! Существует закон! И он один для всех написан! А нарушать его никому не дозволено! — кипел Кравцов и, отправляя ревизора из кабинета, добавил: — Потрудитесь в ближайшие два дня предъявить нам акт ревизии…
Когда ревизор ушел и Кравцову сказали, что Кузьма и Сашка ждут приема, Игорь Павлович попросил их подождать и продолжил разговор со своими коллегами, не подозревая о плохой звукоизоляции.
— И все же я считаю, что директор прииска правильно наказан! Нельзя же в конце концов подпускать к добыче и переработке золота воров! Это все равно, что козла поставить стеречь капусту! — послышался голос.
— Я тоже так считаю! Ну как ворюга сможет спокойно мимо золота пройти и не украсть его? Да это абсурд! Конечно, не исключено, что дирекция, прикрываясь такими кадрами: мол, лучших взять негде, — львиную долю золота, под шумок, прибрала к своим рукам. Но и в этом случае судимых за воровство держать на прииске — это все равно, что тушить окурок о пороховую бочку!
— Вы оба неправы. Наберитесь немного терпения. И выслушайте. Я работаю на Колыме двадцать восемь лет. Плюс десять лет заключения. Знаю по собственному опыту, что может произойти и что исключено. Так вот знайте: никогда, ни один из бывших воров не станет красть золото с прииска, рудника. Это проверено много раз. Суть в том, что все воры, хотят они того или нет, убеждены, уверены в постоянной слежке за собой со стороны окружающих. Они лучше нас с вами понимают, что при самой незначительной нехватке именно на них будет возложена вина за воровство. Этот комплекс называем мы болезнью памяти. Им страдают все, кто воровал ранее, а теперь работает на добыче золота. Вор, решившийся работать, навсегда порвал с прошлым. Как только он взял в руки рабочий инструмент, а не фомку, не лапу, он выбывает из закона и становится отколовшимся, подвергает себя риску быть убитым фартовыми за нарушение закона, по которому вор не должен вкалывать. Именно о них мы говорим! Отколовшиеся воры вверяют нам не просто свои судьбы, но и жизни. И никогда не крадут, тем более там, где работают. Кстати, сами воры, на воле, никогда не воруют там, где живут. Дань берут с родственников и спекулянтов, с торгашей, но других не трогают. Они знают, кто чем дышит. Так вот те, о ком мы с вами говорим, не унесли с прииска ни крупицы. В этом я убежден. Добавлю вам по секрету, мне искренне жаль этих мужиков еще и потому, что, работая на прииске в постоянном напряжении, они не только часто болеют, а и живут намного меньше других. Их убивают нервы…
— Ну да! Ходить рядом с золотом и не стащить его! Конечно, ни один не выдержит такого испытания!
— Это уже легче! Но неверно! Бывшие фартовые страдают от недоверия, они не только сами не крадут, но и следят за вольными, чтобы те не воровали. Вольные, не прошедшие испытание зонами и разборками, лишениями и голодом, не имеют сдерживающего фактора, как у тех, кто побывал в заключении. И никогда, ни за какие соблазны, за горы золота не захочет вернуться туда обратно. Каждый вор знает: нехватка, по чьей бы вине она ни произошла, в первую очередь сыграет на его судьбе. Именно потому бывшим ворам можно спокойно доверять работу на прииске в любой должности. Они не только сами не украдут, не дадут другим, но и определят качество золота, пробу узнают без лабораторий.
— У золота еще и качество есть?
— Оно подразделяется на промышленное, медицинское, монетное, ювелирное, смотря по зашлаковке, цвету и прочему.
— Я всегда считал, что самое лучшее — червонное золото…
— Не прав! Золото самой высшей пробы, так называемое три девятки, применяется у нас в оборонке — приборостроении. Но его метят изотопами. И это золото легко определить.
— Как я теперь понимаю, директор прииска — не простак!
— Кстати, он из репрессированных! Это его в числе первых реабилитировал мой предшественник! — рассмеялся Кравцов. И добавил: — Именно потому не допускаю и мысли о его причастности к нехватке или, как ревизоры называют, утечке золота. Сделаем повторную проверку! Я подозреваю, что директор, как бывший политический, тоже не без колпака у органов. И если б он где-то оступился, давно бы его упекли. Тут же не исключена и подтасовка нехватки, — предположил Кравцов.
— А зачем он чекистам нужен?
— В том-то и дело, что не нужен. Иначе к чему весь сыр-бор? Мешает он им. Как лишний свидетель. Милиция по недоразумению вначале ему о предсмертной записке Самойлова сказала. Думая, что прииск виноват. Ну, а директор, мужик тертый, вмиг смекнул. Подсказал, кому адресовано, и добавил, что таких Самойловых на прииске — десятки… Этот разговор с милицией слышал начальник отдела кадров. Через десяток минут о телефонном разговоре узнали и чекисты.
— Да, этот Кравцов и впрямь не зря средь нас, зэков, ходку тянул, — ерзнул на стуле Сашка.
— Ну так что? Понимаете теперь, почему я не спешил сюда ехать? Пусть все семена дадут свои всходы! А теперь пригласите обоих задержанных! — попросил Кравцов.
Когда Чубчик с Огрызком вошли в кабинет, Игорь Павлович, поздоровавшись, предложил им присесть, извинился за задержку с приездом.
Разговор сразу завязался легко и просто. Кравцов спросил у Кузьмы, как он оказался на прииске, как справляется с работой. Думают ли остаться в поселке иль уедут на материк?
— Может и приклеились бы. Бабки получаем неплохие. Хватает. На старость стоило б зашибить. Да фраера не дают дышать. Линять придется, как только у бабы ссылка кончится, — ответил Кузьма.
— А вы как решили? — спросил Сашку.
— Нам уезжать некуда! И здесь оставаться невозможно стало. Совсем довели. Обидно, что сами знают — не воровали мы, и все ж ради куража измываются. За такое в зонах не щадят, дышать не дают. Черт знает, что творится. В любой тюряге закона больше, чем на воле. Там, кто лажанулся, сход живо разберется. Тут — будто придурки кругом…
Кравцов расспрашивал Чубчика о работе, о бригаде, взаимоотношениях с начальством. Поинтересовался, чем занимается в выходные, с кем общается.
— Саш, скажите, вы данные по добыче золота каждый день знаете? Или вам говорят в конце недели, месяца? — спросил Кравцов.
