— Обычно он наказывал нашего брата тем, что вгонял провинившегося в парашу. На всю ночь. Не позволял присесть. Даже на край. Зато каждый час этот человек должен был кукарекать. Если он забывал, его молотили. Начинал возмущаться — вытаскивали из параши и привязывали к столбу на несколько часов. Оно хоть зимой, хоть летом — страшная пытка. То мороз, то комары одолевали любого. И однажды я не выдержал, вступился за одного, — вспомнилось Кравцову. Он глотнул кофе и продолжил: — Подошел я к столбу белым днем и отвязал своего соседа от столба. Он зарплату отдавать не хотел фартовым. Детям домой высылал ее. Ну, а тут и с него потребовали
— жизнь или кошелек… Только я его отвязал, ко мне блатные подступили. Сразу пятеро. И на сапоги взяли. Я до того времени умел драться. Но никогда не мог себя заставить нанести удар в лицо. Тут же, когда впервые почувствовал, что меня банально убить хотят, забыл о рыцарских правилах и озверел по-настоящему. Тогда я на себе испытал состояние аффекта, — усмехнулся Игорь Павлович: — Уж не помню, как произошло, но вломил я им. И ворвался в барак к фартовым. К пахану бросился. Видно, решил разом со всеми разделаться.
— А остальные политические где были? Наблюдали молча?
— До того момента. А тут мне повезло пахана с ног сбить. Видно, он от удивленья не устоял. Так вот здесь и вломились политические. Наворочали шороху блатным. Да так, что целый месяц после той стычки мы спокойно жили. Никто нас не трогал. Но это затишье оборвалось.
Администрация покидала в шизо самых сильных мужиков из нашего барака, и воры не промедлили. С меня чуть шкуру не сняли. А когда освободили меня из зоны и восстановили в должности, в числе первых попало дело этого пахана. Он, сбежав из зоны, сумел добраться до Якутска и там ограбил ювелирный магазин. Не один он был. Не обошлось и без убийства. Сторожа убрали. И все ж поймали. Привезли в Магадан, доставили ко мне на допрос. А он и говорит: жаль, мол, что в зоне не успел размазать тебя! Теперь ты со мной калеными сочтешься. Не упустишь свою лафу! И знаете, я поддерживал обвинение. В суде. Попросил ему срок, а не вышку, как пахан ожидал. И в процессе доказал, что убийство сторожа совершено не им, а сообщниками, проходившими по делу. Сам пахан, а это я знал по зоне, никогда не душил никого. Он предпочитал не марать руки о жмуров. Эту грязную работу за него выполняли другие. А если и приходилось ему защищаться, отмахивался только ножом. Им он владел лучше, чем ложкой. Сторож был банально задушен.
— Не пойму, зачем таких живыми оставлять? Да еще садиста? В зоне он скольким людям жизни укоротил, а вы его оставили? Какой в том смысл? Сегодня он не убивал, но, вернувшись в зону, что натворит?
— Вы знаете, как англичане уничтожали крыс на судне? Они ловили десяток крыс, запускали в железную бочку. И не давали есть. Голодные крысы начинали есть друг друга. И в итоге через три недели в бочке оставалась одна крыса. Ее выпускали. И она выгоняла с судна всех оставшихся крыс. До единой. Оставалась сама хозяйкой всех трюмов, кухни. И ее на судне берегли, как члена экипажа. Ее никто не обижал. На нее даже довольствие выделялось, — рассмеялся Кравцов и пояснил: — Як чему об этом говорю? С преступностью надо бороться руками самих преступников. Как сделали это во Франции. Сюрте! Слыхали? Сыскная полиция, состоящая из бывших уголовников. Результат их работы потрясающий! За полгода они выловили всех преступников. Поймали воров. И очистили Париж от уголовщины!
— Да кто ж у нас возьмет уголовников в прокуратуру? — рассмеялись коллеги.
— А я кем был, когда отбывал в зоне? Меня не товарищем, гражданином Кравцовым звали! Но это по бумагам. А в глаза постоянно — враг народа! Это клеймо похлеще воровского! Если тем срок, нашему брату вышку давали! А знаете, сколько юристов на Колыме сроки отбывали? Сколько умерло — не счесть! Так вот того пахана, когда вернулся в зону, будто подменили, пальцем политических не трогал. И своим кентам запретил. Ну, а торгашей, спекулянтов, работяг не оставил и покое. Тряс, как липку…
— Короче, каким он был, таким остался?
— Да нет. Не совсем так. Что-то переломилось в нем. Поздновато, конечно. Но уже не издевается над мужиками в зоне.
— Он и теперь срок отбывает?
— Да. Седьмая судимость. За побег добавили. Но и теперь в бегах, уже не один. С фартовыми ушел из зоны. Администрация сменилась. Заставила воров работать. Они отказались, в столовой перестали кормить законников по распоряжению начальства. Буза не прошла. Тряхнуть работяг не получилось. Охрана не дала, отбросила. А жить охота. Сбежали… Уже две недели, как на воле. Конечно, промышляют, фартуют, как они говорят. На материк им не прорваться, пограничники и милиция предупреждены. Идут облавы. Но… Сколько крови прольет этот Капеллан, пока его поймают? А ведь все началось в его судьбе с юридической ошибки. Не случись ее, одним вором было бы меньше… Мальчишкой его взяли. Подростком. Убегая из ограбленной квартиры от милиции, воры ненароком обронили, а может, выбросили кожаный кошелек. Пустым он был. Мальчишка поднял. Ему понравилась вещица. Стоял и разглядывал среди улицы. Даже не заметил милицию и подоспевшего хозяина. Тот вмиг за кошелек. Милиция мальчишке — в ухо. Так и не сумел доказать невиновность. Хотя воры отрицали знакомство с ним. Не поверили судьи. И несмотря что пацан, впаяли срок, как взрослому. С теми ворами его и в зону отправили. На исправление и воспитание. Фартовые оправдали надежды. И через десять лет подкинули такого вора на волю, что многие «малины» дрогнули. Уж он милицию не раз крошил. За все сразу. И за свое, пацановское. Да и кто бы из нас сумел выдержать и устоять в его возрасте и положении?
— А сколько раз он вам в руки попадал? Сколько раз вы его дело вели?
— Пока что однажды. Но, кажется, скоро с ним снова увижусь. Сердцем чую, — усмехнулся Кравцов.
— Не опасаетесь этой встречи, Игорь Павлович, честно?
— Нет. Капеллан неприятен мне. За прошлое. Слишком памятен мне этот тип. Но наше с ним положение — неравное. Он — в бегах. А когда будет взят под стражу, тут уж вовсе не до сведения счетов.
— А почему мы так много о нем говорим? Ведь приехали совсем по другому делу. Уж лучше об этом поразмыслим, хоть не впустую. Времени у нас маловато. А воспоминания отложим на будущее, — предложил самый пожилой из следственной группы Евгений Иванович Игнатьев.
— Я не случайно заговорил о Капеллане. И наше нынешнее дело, хотим мы того или нет, впрямую с ним связано. Не удивляйтесь! Нехватка золота — дело рук Капеллана. И ни при чем тут чекисты, бывшие воры, прочие приисковые работники!
Следственная группа онемела от удивления. Кравцов не раз поражал их своими внезапными выводами. Но нынче… Все юристы считали, что золото с прииска украдено самими добытчиками, либо произошла ошибка при подсчетах, либо чекисты, не рассчитывая на повторную проверку, подкинули липовую нехватку.
— А тут — Капеллан!
Евгений Иванович Игнатьев первым оправился от шока и спросил шутливо:
— Ваш Капеллан, надеюсь, ходит на двух ногах, как и все мы, грешные. И несмотря на званье пахана и несчастное детство, летать, оставаясь при этом незамеченным, не научился. Единственный довод в пользу его причастности к хищению, это его побег из зоны. Но и он не доказательство. Вор в бегах наоборот старается залечь на дно, на год иль два, пока его искать перестанут. Тут же — с корабля на бал! И не куда-нибудь, а враз на прииск! Это, мой друг, абсурд!
