— Так ты не медли, Дубина! Деньги дам. Скажи, коль придет кто к ним, как отвечать. Припугни: мол, за сына с вас спрос будет. Доброго хотим. И пусть больше помалкивают. Понял, Дубина?
— Товарищ Арамисов! — послышались голоса сержантов. Сергей вспыхнул от досады. В кустах послышался шорох, торопливые шаги в заросли кустарника.
Лейтенант еле сдержал себя, чтоб не крикнуть: «Стой! Стрелять буду!». Остановило одно — Шеф вооружен. И ножом, и пистолетом сработает без промаха. А сержанты слишком неопытны для встречи с фартовыми. Крикни, еще больше можно все испортить. Спугни — и все. Где потом искать? А так еще остается хоть слабая нить — квартира Дамочки.
Лейтенант тихо вышел из-за деревьев. Сержанты со всех ног кинулись к нему:
— Товарищ Арамисов!
— Где вы были?
Сергей исподтишка показал обоим свой жилистый кулак. И взглядом ожег парней так, что они сразу сникли. Вслух выговорить накипевшее не решился. Ведь шайка, возможно, не вся разбежалась. Кто-то и за кустами мог остаться. Сергей прислушался. Точно. Ни ветерка, а в кустах шорох. Не изменил еще армейский слух. И лейтенант, подморгнув сержантам и показав глазами на кусты, сказал погромче:
— А старики — жлобы. Ни хрена на лапу не дали. Зря я около них терся. Старик сделал вид, что горем пришиблен. И меня не видит. А карга его, сразу видать, скряга редкая. У этой средь зимы льда не выпросишь. Эх-х, проклятая работа! Заплатили в похоронном бюро, придется сегодня всухую обойтись. Зря мы согласились.
— Так нас… — открыл было рот сержант-трубач.
— Никогда больше не пойду к тем, где в семье старики. Ни черта не понимают они в жизни. Все по закону хотят. Ну и пусть бы своего выродка без нас хоронили. Видать, и он такой же. Ни одного путевого мужика за ним не шло. Одно старье-мухоморы. Даже за упокой не подали, — говорил Сергей.
— Това…
— Теперь ни к чему, Вася! Так я велел тебе говорить, чтоб стариков тряхнуть. Мол, не с шарамыгами дело имеете. Зови Сергеем, как всегда. Старики все равно ушли. А друг другу к чему мозги пудрить? Нет смысла…
— А и верно, даже не помянули покойного, — сообразил сержант- тарелочник.
— Думали, шара выпала. А оно… Придется чифиром перебиться, — сплюнул Арамисов.
— Ничего, я у своих попробую одолжить. До завтра. Не все ж невезенье, — подхватил второй сержант.
Лейтенант прислушивался. Шорох в кустах усилился. Кто-то следил за ними.
— Ну что, пошли? — предложил сержантам Сергей.
— Без «промочки» ноги не идут, — отозвался один из парней.
— Ладно, теперь заранее будем обговаривать с родственничками, — «успокаивал» Арамисов. И едва все трое стали выходить на центральную дорожку, как из-за кустов навстречу им вышел кладбищенский сторож:
— А вас чего тут носит?! Шарамыги! — закричал он во весь голос.
— Заткнись, трупный страж! Носит! Под кайфом хорошо орать. А тут день впустую. Тебе хоть горло дали промочить? — усмехался лейтенант.
— Я взяток не беру!
— Ну и дурак. С покойника какие взятки?
— Проваливайте, шарамыги проклятые! Забирайте барабан. И катитесь отсюда!
— Во, умник! Что орешь? Конечно, уйдем. Кто ж тут навсегда собирается оставаться? Да еще по доброй воле. Нет уж, мы жить хотим, и хорошо жить! Понимаешь ты это, хозяин мертвецкий? Хотя куда тебе такое осмыслить! Прощай! До не скорой встречи! Невезучее твое заведение! Слишком трезвое. Нам оно не с руки! — захохотал Сергей.
Сторож, ругаясь, закрыл за ними ворота кладбища.
* * *
— Снова вооруженное нападение! Ночью на третьем участке! Сторож убит. Двоих прямо в универмаге взяли! Какие будут указания? — прокричал телефон тревожным голосом.
— Пришли за мной машину. Обеспечь кабинет для допроса, — как можно тише, чтобы не разбудить жену, проворчал в трубку Машуков.
Было шесть утра, когда Руслан, предъявив пропуск и сдав дежурному пистолет, прошел сквозь кованые ворота следственного изолятора. Мрачными коридорами разводящий провел его в отведенный ему кабинет. Привинченные к полу стол, стул и табурет — вот вся обстановка. Руслан сел, закурил и, помедлив минуты две-три, нажал кнопку вызова, вмонтированную в ножку стола. Вошел маленький худой мужичонка. С острым, желтым, сморщенным, как печеное яблоко, лицом. Глаза его заскакали по столу, стенам. Потом застывшими шильцами замерли на зарешеченном окне. И вдруг — перескочили на следователя.
— Проходите, садитесь, — предложил Машуков.
Мужичонка просеменил к табурету. Не мигая, уставился в пол.
— Имя, фамилия? — спросил Руслан.
— По ксивам иль по фене?
— То и другое, — потребовал жестко следователь. Назвав себя, вор откашлялся и добавил:
— А еще Блоха я. Так-то оно сподручней. Следователь согнул голову. Поморщился.
— Ну и кличка, — вырвалось невольное.
— А что? Я ее не стыжусь. Она мне родней своей шкуры, файная кликуха, — растянулись в улыбке тонкие губы-змейки.
— За что ж ее получили?
— Блохин был такой. До войны. В Ростове жил. Миллионер. Подпольный, конечно. Многие фартовые тряхнуть его хотели. Да не получалось. А мне удалось. И, заметьте, чисто, без мокрого дела. С того дня я — Блоха, навроде тезки тому Блохину. Чего ж мне стыдиться?
— А миллион свой отдал Шефу?
— Какому еще Шефу? Я сам по себе. Да и не миллион, поменьше куш сорвал.
— Где срок отбывали? Сколько судимостей? — посуровел Руслан.
— На Колыме, гражданин начальник. Дознались про Блохина. Хоть он и помалкивал. Ну и закатали. А вторично в сороковом году лично вы меня законопатили. Вы-то, может, и забыли, а я помню, по чьей милости второй срок мучился. Вы тогда совсем зеленым были. Кличками не интересовались.
— Значит, старый знакомый? — усмехнулся Руслан, поняв, что «не узнавать» вора не имеет смысла.
— Старый, старый! Как же, я вас, как маму родную, каждый день на Северах вспоминал.
— Тем более, значит, и говорить будем начистоту.
— Вы говорите, а я послушаю, — наглел Блоха.
— Видно, и последняя отсидка ничему не научила?
— Почему ж, там поневоле поумнеешь, — сжал Блоха руки в кулаки.
— А зачем же снова с фартовыми связался? Иль иначе жить не можешь, по-человечески?
— Где уж нам уж… — хрипло рассмеялся Блоха.
— Опять на Шефа работал?
— Вспомнили? Но то тогда было. Давно. Нынче никаких Шефов над собой не признаю. Всяк своей башкой жить должен. Вот я, к примеру, захотел сладко жить — горько подыхать буду. Так оно завсегда.
— Философ! Ну, а кто все же организатор? Шеф был с вами в магазине? Кто еще участвовал в нападении?
