И… Приговорили к расстрелу. Не только отца Владимира, а и священника Тимофея и других. Спасло вмешательство патриарха. Заменили расстрел ссылкой. Долгой, вечной. В уголовном деле так и написали о сроке: «…до победы мировой революции…»
Священников реабилитировали последними н Сероглазке. Но они не вернулись в Смоленск. Сочли, что здесь они нужнее, и остались в Сибири навсегда, добровольно. Их в поселке знали все, от мала до стара. Их не просто уважали, их любили. Им верили безоговорочно. С ними советовались.
И мать Николая, узнав о желании сына учиться в городе, пошла вместе с ним к отцам — Владимиру и Тимофею.
— Пусть едет. Ученье — не грех! — сказали оба. И благословили Николая..:
Он уехал в Красноярск через две недели. Уже в ту осень стал студентом строительного института. Очень гордился этим. И на Новый год приехал в Сероглазку похвалиться своей радостью. Ведь он — первый в семье человек, который будет иметь высшее образование. Но дома этому событию никто не придал значения.
— Поступил? Ну, ладно, — отмахнулся отец. А старшие и вовсе не поняли.
— Зачем учиться пять лет, если здесь, в Серо- глазке, без мороки умеют строить все мужики. Без дипломов вон какие дома поставили. И мозги в науке не сушили. Приперло, без дипломов построили. На это лишь желание да руки нужны. Смекалке старики обучат. В работе такие секреты откроют, каких ни в одном институте не познать! — говорила старшая сестра. Ее поддержали все.
И только мать радовалась светло и открыто. Все ж не будет сын с топором на морозе целый день работать. Начальником станет. Первым образованным в семье человеком! На радостях пятьдесят рублей втихаря в руку Кольки сунула. Ему в городе ой как надо будет. Особо на первых порах.
Тогда же узнал, что не только он, а еще трое ребят из Сероглазки поступили в институты.
Колька, единственный изо всех, решил стать инженером-строителем.
На первом году ему пришлось нелегко. В общежитии собрались парни и девчата со всей Сибири. Они были разными. Кольке трудно было общаться с ними.
Он не мог сдружиться даже с парнями из своей комнаты. Им присылали деньги из домов, и ребята нередко выпивали. Поначалу приглашали Николая. Потом предлагали выпить вскладчину. Гог отказывался. Какая выпивка, если стипендии едва хватало на скудную жратву? Хорошо, что мать иногда присылала сала, меду, варенья. Особо любил домашние коржи. Они пеклись на меду. Хранились подолгу.
Вот их-то и вытащили у Николая из тумбочки соседи по комнате. Вечером случился неприятный разговор. Кольку ребята назвали жлобом, сволочью, негодяем, подонком. После чего жить в одной комнате с ними он не захотел. Но… В других оказалось не лучше. Надо было найти выход. И Николай стал искать комнатенку за недорого. Решил заодно найти вечернюю или ночную работу, чтобы оплачивать жилье и как-то кормиться. Вскоре его взяли грузчиком на лесосклады. И Николай возвращался п общежитие очень поздно. Подыскать жилье не удавалось никак. Там, где могли взять квартиранта, требовали плату за год вперед. Где взять такие деньги? Николай стал раздражительным. Прошла, улетучилась радость от того, что поступил в институт — на лекциях он зачастую засыпал. Это и неудивительно, сказывалась усталость. А тут «хвосты» появились. Не сдал зачеты. И преподаватели стали грозить отчислением из института.
Возможно, его и выкинули б еще тогда, если б не подвернулась работа сторожа магазина. Николай случайно увидел объявление и сообразил, что это гораздо легче, и решил зайти, разузнать условия. Его взяли. Оклад у сторожа хоть и небольшой, но зато работа несравнима с прежней. Парень успевал готовиться к занятиям. И вскоре дела на факультете наладились.
Ребята в общежитии просто не замечали его. Это устраивало всех. И прежде всего — самого Николая.
Так прошло два года. Парень уже перестал искать жилье, когда вдруг, приехав домой на каникулы, встретил Арпик. Она и сказала ему, что тоже поступила в институт в Красноярске и снимает комнату у старушки, живущей в доме неподалеку от центра.
— У нее еще две свободные комнаты есть. Ты приди, поговори с нею. И я за тебя словечко замолвлю.
Николай все лето жил ожиданием той встречи с доброй, тихой старушкой, о какой говорила Арпик. Рассказал дома, почему хочет уйти на квартиру, почему стал работать сторожем промтоварного магазина. Отец с матерью быстро все поняли и одобрили, похвалили сына. И только Ольга, старшая сестра, заметила:
— Зачем тебе лишняя морока? Вернулся бы ты домой, работал бы с мужиками, как раньше. Нынче у них хорошие заработки стали. За деньги строят. Получают больше любого инженера. Зачем время попусту изводить? Глянь, как высох в своей науке? Как жердь стал. Рубахи, что на колу, висят. Пока диплом получишь и в начальники выйдешь, от тебя одни ботинки останутся. Тебя нынче не то что люди, пугала бояться стали. Никто не узнает. Да и родители не вечные, стареют. Им помочь надо. А у меня своя семья. Пора тебе о стариках подумать!
Но родители вступились:
— Два года осталось! Потерпим, поскрипим. Зато Николка должность получит. Может, в самом Красноярске работать станет, каким-нибудь директором или управляющим…
Николай был очень благодарен старикам за эту поддержку, понимание. Он и сам мечтал о будущем — светлом и радостном. Знал, что студенческая пора кончается, после нее начнется самостоятельная работа.
«Где? Куда его распределят?»
Он мечтал строить высотные дома. Целые улицы, города. Там, в этих домах, будут жить люди. Высотки. Так называли тогда в Красноярске девяти- и двенадцатиэтажные дома. В одном из
них можно было бы разместить всю Сероглазку…
— Николка! А чем те дома лучше наших?
— В них в каждой квартире свет, вода, газ, туалет и ванная, телефон. А в каждом подъезде — лифт, грузовой и пассажирский. Мусоропроводы! — рассказывал восторженно.
— Скучно так жить! У нас лучше! Пришел в баню вместе с бабой! Веничком березовым как нахлещемся. Всю хворь и дурь вышибешь сразу из нее и себя! А вода! У нас она ключевая, студеная. Аж зубы ломит, когда пьешь. В кранах такой не сыщешь! А и печку лучше дровами топить — березовыми. От них дух легкий. И от еды — за уши не оторвать. Потому не на газе — на дровах сготовлена!
— А хочь и по нужде, выскочил за сарай и делай свое — на воздухе. В избе — никакой вони нет! А то, что придумали — отхожку в квартире! Срам!
— А лифты эти! Мусоропроводы! Иль телефоны! Ну, к чему они нам? Коль мне кто-то нужен, в мять минут доскачу. И поговорю в лицо.
— Зато по телефону обматерить можно.
— Дурное дело не хитрое. Не-ет, Николай. У нас лучше. Вертайся в обрат. На что тебе город? Живи проще. Без хитромудростей, — звали сероглазцы, не одобряя Колькин выбор.
Николай к ним не прислушался. Счел, что по отсталости и неграмотности своей советуют люди вернуться в кондовое. Не хотят признавать перемен, не приемлют нового. И осенью уехал в город.
