— Ты поживи у нас! Не спеши уезжать. Сам попривыкни ко всем, приглядись. Матери я позвоню из Дубровинки, чтоб не беспокоилась! — предложил Сашка.
— Знаешь, сынок, чем скорее вернусь, тем быстрее она к вам приедет. Я знаю, как Валюшке это нужно. Пусть успокоится. Ей легче будет, когда все увидит сама. Она ничего тебе не говорила, по мне хорошо известно, как тяжело она перенесла твою первую неудачу с семьей.
— Это уже прошло. Забыть пора! Все ошибаются. И я не стал исключеньем.
— Все ее не касаются! Ты у нас один. Вот родит Стеша твоего сына, тогда поймешь меня и мать…
— Ты не спорься с ним. Он правду молвил, — осекла Варвара зятя, поняв Ивана Степановича.
Утром он уехал, пообещав до Нового года обязательно появиться здесь хотя бы на несколько дней.
Стешка со страхом и любопытством ждала приезда свекрови. Конечно, ничего хорошего не ожидала от ее визита. Засели в памяти рассказы Сережки о ней. Да и Александр нервничал. С тревогой просыпался каждое утро. И успокаивался лишь к ночи. Он знал, мать не рискует идти по потемкам деревенской дорогой. Он даже кисть оставил, чтобы не пропустить приезд матери, контролируя каждое ее слово, всякий шаг. Он не доверял ей и переживал, чем обернется это посещение для него? Не нарушится ли эта недавняя хрупкая гармония, не оборвется ли в один миг то, чем он дорожит?
Он знал, как резка и несдержанна мать в своих оценках. Как может больно обидеть словом, ударить по самолюбию и унизить…
Даже Сережка в ожидании Валентины Ивановны весь съежился. Веселость как рукой сняло. Мальчонка сник, стал угрюмым, неразговорчивым. И заранее сказал Стешке:
— Мам! Если она начнет выступать, я ее прогоню! Хорошо? Ты не переживай…
И только Варвара казалась спокойной. Она одна не смотрела на дорогу, никого, казалось, не ждала. О Валентине Ивановне не заговаривала. Спокойно управлялась по дому. И, видя тревогу каждого, усмехалась.
«Чего страдаете? Прищемили хвост бабе! Уж не рыпнется. Деваться некуда. Не мы у ней живем. Не держит она верх над нами. Вот тогда понятны были ваши страхи. Теперь она у сына в руках. Он ей не даст разгуляться», — думала женщина, представляя себе, как встретит свою новую городскую родственницу. Она заранее обдумывала, о чем станет с нею говорить. «Библиотечный институт закончила. Знамо дело — много книжек прочла. А что ей еще было делать. Только страницы листать. Во, работа! Мозолей нигде не набьешь. Разве только на заднице от сидячки. Мне не до книжек было. Ни одной за свою жизнь не прочитала. Да и кто в деревне книги имеет? Только учительница. Остальных и не заставишь их купить. Газету просмотреть нет времени. Не то самой, Стешка никогда не держала их в руках. Может, только когда на фельдшерицу училась. Да и кому теперь до книг? Только бездельницам, как сватья! У ней все готовое! Ну об чем с ней говорить стану? Может, о еде? Про засолы? А что она в них соображает? Готовое, магазинное жрет. Поди, корову никогда в глаза не видела. Разве только на картинке! Иль как картоха растет? Нет, ума не приложу, об чем с ней судачить…»
Стешка тоже переживала молча.
Но прошла неделя, вторая подходила к концу, а Валентина Ивановна не появлялась.
— А она, наверное, не насмелится прийти. Про ужа помнит. А уж здесь я, что захочу, то и подкину. До обморока доведу. Я все ее слабины изучил. Она боится темноты, грома и свиста, — говорил Сережка Стеше, успокаивая женщину на всякий случай.
— Ты-то сам, чего боишься ее приезда? —
спросила она мальчишку.
Тот рассмеялся:
— Я не боюсь. Тем более — ее. И вообще —
никого.
— Совсем никого? — не поверила Стешка.
— Ага!
— Так не бывает…
— А вот и бывает. Знаешь, как я бояться всего перестал? Хочешь, расскажу правду?
— Поделись… Может, мне пригодится…
— Когда я смылся к бомжам, там познакомился с пацаном. У него на ухе была наколота муха. Самая настоящая, как живая. Казалось, стоит замереть, услышишь, как она жужжит. Черная вся, толстая. И каждому, кто ее видел, согнать хотелось. Но как? Прогнать нельзя, чтоб не ударить по уху. И тут же нарывались на кулаки того пацана. А дрался он классно!
— Зачем же ему муху выкололи? Кто-то поиздевался иль высмеять хотел? — перебила Стешка.
— Вот и не угадала. Тот пацан признался, что раньше он был трусливым плаксой. Всех боялся. Чуть что, от девчонок убегал. Драться не умел. Не то кого-то, себя не мог защитить. Из дома не вылезал. Хотя там ему жизни не было. И вот однажды сжалились над ним пацаны. Помочь решили. Поймали его где-то и сделали эту наколку. Он плакал, мол, зачем меня обгадили. Они в ответ, что скоро спасибо скажет.
— За что? — удивилась Стешка.
— За наколку! Всякий, кто ее видел, лез к пацану с кулаком, чтоб прогнать муху. Ну, раз, другой, потом не только больно, обидно стало. Пришлось поневоле учиться стоять за свое ухо, защищать его, драться. И не только с ровесниками. А и с теми, кому наколка не нравилась. Через год уж никто не решался потянуться к мухе на ухе. Пацан стал первым забиякой и задирой. Он свою муху беречь стал больше рожи. Кто к ней лез, зубами платился. А то и хуже! Его даже большие пацаны зауважали. Когда он совсем обнаглел, ушел в бомжи. И там верх держал. Не дал сесть к себе на шею. Не шестерил. И домашних забыл совсем. Только бабку любил. В бомжах ей помогал. Никого из других не признавал. А все — муха! Она из него, слюнтяя, мужика сделала. Ей он всем на свете обязан. Вот и я! Тоже представляю, что на моей морде что-то вроде мухи прижилось. Едва кто-то лапы протянул, я клешней в лоб. И тоже бояться перестал. Самого себя защищать приучился. От всех разом.
— Мне это не подходит! — вздохнула Стешка.
— А зачем тебе муха? Представь, что у тебя на лице цветы распускаются…
— Зачем? Меня по лицу давно не бьют!
— К чему бить? Вот представь живые розы на щеках! Кто-то плохое слово сказал бы про розы, вспомни. Они лишь у самых красивых и счастливых цветут. И поверь в это! Внуши! Вскоре так и случится!
— Розы на лице? Нет, у меня только крапива вырастет. Но зачем такое на лице?
— Не поняла! Ты представь и поверь, что ты самая счастливая на всем свете. И оно — сбудется, — упорно убеждал Сергей.
— А розы зачем?
— Для уверенности! Они самые красивые. А значит, счастливые! Всем нравятся…
— Это верно Он говорит! Стоит только захотеть и поверить, даже сказка сбудется! — стояла за их спинами пожилая, невысокая женщина.
— Здравствуйте, Стеша! Здравствуй, Сергей! — сказала устало.
— Валентина Ивановна? — догадалась Стешка.
Женщина кивнула головой.
— Я не думала, что вы приедете вечером. Иначе встретили б вас.
— Автобус сломался в дороге. Опоздал на три часа с прибытием. В деревне оставаться на ночь не захотела. Узнала, как к вам добраться, и пришла. Здесь недалеко, — прислонилась к косяку.
