Стешка громко рассмеялась:
— Ну а как же? Я медучилище закончила. Фельдшер-акушер по образованию. Три года работала в районе. В родильном отделении. А потом… В личной жизни не повезло. Пришлось домой вернуться.
— Почему?
— Муж оказался слабаком. Ни с кем не ладил.
На работе — вечные неприятности. Его по статье увольняли трижды. За прогулы и пьянку. За три года семь мест сменил. Думала, здесь опомнится. Да куда там? Каждый день грызся с мамкой. А чего с нею ругаться? Она правду говорила. Мужик рождается не только для брюк, что-то должен уметь.
— Он алименты присылает?
— Нет! Исчез с концами. И не объявляется. Не пишет. Ничего о нем не знаю. Может, в живых давно нет его.
— Такие не сдыхают. Вечными гнидами на чьем-то загривке живут. Может, присосался к какой-нибудь бабе и доит ее. Вроде содержанки прижился. Такое теперь не внове.
— Он негодяй, лодырь, но не кобель! — покраснела Стешка.
— За себя ручайся. За него — не стоит. У него иного выбора нет. А времечко теперь крутое. И не такие, как он, маются. Этому только тем и промышлять, что промеж ног растет.
— Откуда знаете? Иль сами этим зарабатывали? — не поверила, разозлилась Стешка.
— Я для такого дела староват. Да и брезглив. Ии рук, ни ног не потерял. Сумел бы себе на кусок заработать!
— А почему на дороге валялся? — глянула искоса, ехидно.
— Зачем ты за дурака замуж вышла? Иль путевых не было? Иль засвербело и выскочила за первого желающего?
— Да у меня этих парней было хоть отбавляй, все подруги завидовали!
— Оно и видно. Бросилась на шею кобелю, какой первым поманил тебя!
— Чего? — сверкнули молнии в глазах Стешки. Она быстро собрала вожжи в тугой узел.
— Обидно? Тебя судьба ударила, а разве других не бьет? Иль только свою болячку чуешь? Иль только тебе негодяй попался? Да таких теперь — как говна в бочке! И средь вашего бабьего рода всякая вторая — отпетая дрянь! Грязная лоханка! Без чести и стыда! Из мужиков — один на десяток козел. А бабы! Будь моя воля!
— И что тогда? — покрылось пятнами лицо Стешки.
— Мать вашу за ногу! Я б вас поучил, как надо жить! Всех потаскух живьем в землю закопал бы! И смотрел бы, молодая она или старая!
— Ну даешь! Да где ты видел старых потаскух? Таких в природе не бывает. Ну, максимум — тридцать пять, ну, сорок лет. Дальше бабе мужик не нужен!
— Ты не видела! То-то и оно! А что ты вообще видела и знаешь? Дальше своего захолустья нос не высовывала! И молчи! Сорок лет — бабий век! Знаем вашего брата! Мол, как будет сорок пять, баба — ягодка опять! Видали мы вашу сестру. На заднице мох растет, а она все еще хорохорится, красится, прихорашивается. Хоть уже песок из сраки на каждом шагу сыплется! А все — баба!
— Ну не всем же по канавам валяться! — не унималась Стешка.
— Что?! Да ваш треклятый бабий род любого мужика до могилы доведет. Сколько путёвых ребят из жизни выбито всякими сучками, негодяйками? Сколько сирот из-за них по свету скитаются?
Не счесть! А все вы — заразы!
— За что ж так люто баб ненавидишь? Ну случилось у тебя что-то. Я при чем? Мы с матерью приняли. А ты на меня взъелся, будто я за прошлое мое виновата. Я и не знаю его. Свое бы забыть: За что на меня вызверился?
— Не подкалывай. Без тебя тошно. Не задевай, — осек резко. И взяв из рук Стешки вожжи, поторопил кобылу к копнам, какие так и не собрали в стог. Видно, не хватило на это у баб ни сил, ни времени.
Загрузив телегу сеном, Николай увязал его надежно. Подсадил Стешку наверх. Сам пошел рядом с Шуркой. Поторапливал кобылу. Решил сегодня успеть перевезти еще пару копен. Но…
Едва въехали во двор, из дома Любка выскочила. Затараторила:
— А у нас дома дядьки сидят. С бабули деньги просят. Ругаются, кричат…
— Чего? — потемнели глаза Стешки, она кубарем скатилась с сена.
— Куда, дура? Заведи Шурку. Сам разберусь. Не твое это дело! — рванул дверь в дом и оказался лицом к лицу с двумя мужиками.
— А ты кто будешь? — схватил Николая за грудки рослый, кряжистый мужик.
Николай поддел его кулаком в подбородок. Тот отлетел к перегородке, та, затрещав, рухнула, накрыла упавшего обломками тонких досок.
— Ну, козел! Размажу! — схватился второй за табуретку. Но не успел запустить ею. Николай опередил, всадив кулак в «солнышко». Связав обоих по рукам и ногам, выволок во двор.
— Куда ты их, Миколай? — плакала Варвара от страха.
— Живьем урою! Обоих! — выгреб остатки сена из телеги.
— Побойся Бога! Не душегубствуй, Коля! — взвыла Варвара на все подворье.
— Жалеешь козлов?
— Давай в милицию свезем. В деревне есть участковый. Ему сдадим. Сам не убивай! — голосила баба.
— Они тебя не пожалели! Коль их жить оставишь, они нам жизни не дадут, — втащил в телегу обоих рэкетиров. — Сколько они просили с тебя?
— Десять мильёнов! Да где их взять? Я отроду таких денег не видела. Если б столько у меня было, разве так бы маялись? А они грозились, коль не дам, избу спалить. И меня в ней! — выпалила Варвара.
— Вот так? Тогда давай со мной в деревню! — пел ел собраться Варваре.
— Слышь ты, мужик! Отпусти нас с корешем. Польше не возникнем к вам! Клянусь волей! — пришел в себя рэкетир, бравший Николая за грудки.
— Ты мне про одолженья не трепись. Сдам ментам, и так не нарисуешься. Законопатят, как муху в дихлофос. Пока не сдохнешь, — усмехнулся Николай.
— Кончай бухтеть. Давай по склянке. Обмоем мировую. Разойдемся как мужики.
— Погорячились малость, — поддержал второй. — Обмишурились. С кем не бывает? Бабку твою не трясли. Пальцем не тронули. Потрехали только. Ну, спрыснем это дело из пузыря и расскочимся, как катяхи в луже.
— Шалишь! Я вашего брата навидался. Завтра с бензином припрешься. Ночью.
— Ты что? Мы не киллеры! Никого не расписали. Ну, «на арапа» можем взять. А дальше этого — ни шагу…
— Кончайте мне брехать! Кто за грудки брал? Кто хватался за табуретку? Кто «на понял» брал? Не вернись я, из старухи котлету состряпали б! — не верил Николай.
— Клянусь волей, из зоны вышли. Пожрать не на что. Хотели бабку расколоть хоть на сколько-нибудь. Не обломилось. Теперь ты нас опять под запретку хочешь всунуть? Как мужика просим, отпусти.
— Видать, кучеряво жили в зоне, коль ни хрена до вас не доперло! — отвернулся Николай и увидел Варвару, стоявшую на пороге. Она уже оделась. Но к телеге не спешила. Мялась нерешительно.
— Чего топчешься? Пошли! Открывай ворота.
— Может, не надо их к участковому? — спросила баба робко.
