Она прошла в палату. Изменений внутри почти не было.
Только появилось больше цветов и фруктов. А вместо блондинки
на стуле сидела не менее длинноногая брюнетка, также лениво чистящая ногти.
Увидев девушку, Виноградова уже не могла скрыть своей улыбки.
— Здравствуй, спасительница, — жизнерадостно приветствовал
ее Кудрявцев, — а я думал, ты уже больше никогда здесь не появишься. Всем
рассказываю, как меня спасла красивая амазонка. Согласись, что в этом есть изысканный
шарм.
Она равнодушно слушала излияния лежавшего в постели. Он был
чисто выбрит, в палате стоял стойкий запах дорогого мужского парфюма «Данхилл»,
сладкого аромата с привкусом сигарет. На столике — телефонный аппарат.
— Добрый день, — поздоровалась она, — Я вижу, вы весело
проводите время. Кажется, это другая девушка.
— Они дежурят по очереди, — кивнул, усмехаясь, Кудрявцев. —
А вы все-таки решили снова сюда приехать?
— Мне понравилось в вашей палате, — улыбнулась она,
усаживаясь на второй стул. Кудрявцев сделал девушке знак рукой.
Девушка медленно поднялась и, покачивая бедрами, вышла из
палаты.
Виноградова проводила ее взглядом, вздохнула.
— Прекрасные формы, — одобрительно сказала она.
— Могу уступить, — нагло усмехнулся Кудрявцев.
— Спасибо, — кивнула она, — но мне пока это не нужно. —
Когда понадобится — всегда готов уступить. — На этом поле переиграть Кудрявцева
было невозможно. Здесь он чувствовал себя привольно и уверенно, — Я пришла к
вам поговорить, — придвинула она стул к его постели.
— Догадываюсь, что не на свидание, — проворчал он. — Что
опять нужно от меня вашему Бюро координации? Надо же, какое название. Придумали
бы что-нибудь поинтереснее.
— Обязательно передам ваше рационализаторское предложение, —
сухо сказала Надежда, — но меня больше интересует, как назвать ваш поступок.
Вернее, как его можете назвать вы сами.
— Вы имеете в виду эту девочку? — показал на дверь
Кудрявцев. — Не будьте такой моралисткой, это же красиво и естественно.
— Я говорю не о ней. Речь идет о Горелом.
— А при чем тут он? Или вы его арестовали?
— Пока нет. У нас нет конкретных доказательств его вины.
Ничего, кроме вашего голословного утверждения. Кстати, почему вы предполагаете,
что покушение на вас было совершено именно по указанию Горелого?
— Я ничего не предполагаю, — огрызнулся Кудрявцев; — я знаю.
— Тогда, может, объясните, зачем ему убирать вас? Что именно
вы с ним не поделили?
— Это наше внутреннее дело. Я и так сделал большую глупость,
рассказав вам о Горелом. Но долг чести обязывал, — немного высокопарно сказал
Кудрявцев, — пришлось оказать вам эту услугу.
— О какой чести идет речь? — нахмурилась Виноградова. —
По-моему, это слово вам вообще не знакомо. Он привстал.
— Вот как! — сказал он, покачав головой. — Впрочем, чего
можно ожидать от переодетой милиционерши, — он откинул голову на подушку и
закрыл глаза.
— Чего угодно, кроме предательства, — презрительно сказала
Виноградова.
Он моментально открыл глаза.
— Что вы сказали?
— Не притворяйтесь, что не слышали. Горелый хотел убрать вас
как лишнего свидетеля, мешающего его планам.
На этот раз он ответил не сразу. Просто переваривал
информацию. Потом произнес:
— Поздравляю вас, вы прекрасно поработали.
— Во всяком случае, теперь мы знаем, почему Горелый хотел
вас убрать.
— Интересно, что именно вы знаете, — чуть приподнялся
Кудрявцев, опираясь на правую руку.
— Вы рассказали Горелому о готовящейся переправке большого
груза с наркотиками, предложив, очевидно, поделиться. Вы знали, что груз будут
сопровождать и боевики Горелого. Возможно даже, что вы сами инициировали эту
помощь. А потом предложили Горелому отбить этот груз, перехватив его в дороге.
— Как вы интересно рассказываете, — процедил сквозь зубы
Кудрявцев, — кажется, я ошибся. Вы не переодетая милиционерша, вы настоящая
Мата Хари. Может быть, вы раньше работали в КГБ?
Она, не обращая внимания на его колкости, продолжала:
— Он просчитал варианты и справедливо решил вообще не
делиться с вами полученной прибылью. Поэтому и послал наемных убийц, чтобы
убрать вас. Но, на его беду, там оказались мы с моим напарником, и убийцы не
смогли довести до конца порученное им дело.
Он замолчал, потом тяжело спросил:
— Ну и что?
— Ничего. Просто наши аналитики считают, что Горелый
обязательно повторит свою попытку. И на этот раз нас может не оказаться рядом.
Он усмехнулся.
— Вы никого не заметили, когда входили сюда в палату?
— Это ничего не значит. В прошлый раз с вами тоже было двое
ваших людей. Если сюда придут профессионалы, то эти дуболомы не смогут их
остановить. И вы лучше меня знаете, что я права.
— Увидим, — нахмурился Кудрявцев.
— Поймите меня правильно, я вам не угрожаю. Просто пытаюсь
проанализировать ту обстановку, в которую вы попали.
— И ваше Бюро знает, как мне выйти из этой ситуации?
— Мы знаем, как можно решить эту ситуацию с меньшими
потерями, в том числе и лично для вас.
— Любопытно, — он смотрел ей в глаза. — По-моему, вам удалось
узнать больше, чем следовало, за те несколько дней, которые вы занимаетесь моей
скромной персоной.
— Вы еще можете спасти себе жизнь, — продолжала она, — Ваш
единственный шанс — рассказать, где и откуда пойдет груз в СНГ.
— Ax вот вы о чем, — он коротко и неприятно рассмеялся,
снова откинувшись на подушку. — Типичный метод недалеких следователей, сказал
он, глядя в потолок, — сначала запугать подследственного, а потом предложить
ему чистосердечное раскаяние. Я думал, что ваше Бюро работает по-новому. А у
вас все приемы и методы старой школы.
— Я предложила вам конкретный выход, — твердо сказала она, —
так что решайте сами — и не забывайте еще об одном человеке, который может
оказаться опаснее Горелого.
— Ваш начальник? — засмеялся Кудрявцев, но смех его был
натянутым.
— Нет, человек, которого вы предали. Ваш друг Зардани. На
этот раз Кудрявцев вздрогнул. Вздрогнул и перестал улыбаться. Повернул голову.
— Я никогда не слышал о таком имени, — глухо сказал он.
— Я повторяю: у вас есть только один шанс, — она открыла
сумочку, доставая записную книжку. Вынула ручку, написала несколько телефонных
номеров и, встав, положила записку на стул, на котором сидела.
