– И это все? Он не упоминал ни о брате, ни о сестре?
Дворецкий нахмурился:
– У хозяина была привычка… ну, бормотать себе под нос,
словно обращаясь к самому себе и не замечая моего присутствия. Это потому, что
он меня хорошо знал…
– И доверял вам.
– Я смутно помню, как он говорил тогда, что не понимает,
куда кто-то подевал свои деньги. Насколько я понял, речь шла о мистере Тимоти.
А затем хозяин сказал что-то вроде: «Женщины могут быть дурами в девяноста
девяти различных случаях и необычайно проницательными в сотом». Потом он
добавил: «Говорить откровенно можно только с людьми своего поколения. В отличие
от молодежи они не подумают, что у тебя разыгралось воображение». Позже хозяин
заметил – не знаю, по какому поводу: «Не слишком приятно расставлять для людей
ловушки, но не вижу, что мне остается». Быть может, сэр, он думал, что второй
садовник крадет у нас персики.
Но мистер Энтуисл сомневался, что Ричард Эбернети имел в
виду второго садовника. Задав еще несколько вопросов, он отпустил Лэнскома и
задумался над полученными сведениями. Вроде бы он не узнал ничего нового. Но
кое-что наводило на размышления. Говоря о глупых и в то же время проницательных
женщинах, Ричард Эбернети подразумевал свою сестру Кору, а не свою невестку
Мод. Именно Коре он поведал то, что молодежь могла счесть игрой воображения. И
Ричард упомянул ловушку. Для кого?
Мистер Энтуисл долго думал о том, что ему сказать Элен. В
конце концов он решил довериться ей целиком и полностью.
Сначала адвокат поблагодарил ее за то, что она разобрала
вещи Ричарда и вообще многое сделала в доме. Уже было дано объявление о
продаже, и два перспективных покупателя собирались вскоре прийти для осмотра.
– Частные лица?
– Боюсь, что нет. К дому присматриваются Христианский союз
женской молодежи, какой-то молодежный клуб и фонд Джефферсона – они подыскивают
место для своих коллекций. Печально, если в доме не будут жить, но в наши дни
проживание в таких поместьях считается непрактичным.
– Я хотел спросить, не могли бы вы остаться здесь до продажи
дома. Или для вас это слишком неудобно?
– Нет, мне это вполне подходит. До мая я не собираюсь ехать
на Кипр и предпочитаю оставаться здесь, а не в Лондоне, как планировала раньше.
Мне нравится этот дом – Лео любил его, и здесь мы с ним были счастливы.
– Есть еще одна причина, по которой я был бы вам
признателен, если бы вы задержались в «Эндерби». Мой друг Эркюль Пуаро…
– Эркюль Пуаро? – резко переспросила Элен. – Значит, вы
думаете?..
– Вы знаете его?
– Да. Вернее, мои друзья, но я думала, что он давно умер.
– Он жив и здоров, хотя уже не молод.
– Да, он едва ли может быть молод… – Элен произнесла это
машинально. Ее лицо было бледным и напряженным. – Вы полагаете, – с усилием
вымолвила она, – что Кора была права? Что Ричарда… убили?
Мистер Энтуисл выложил все. Излить душу перед спокойной и
здравомыслящей Элен было для него облегчением.
Когда он умолк, она заметила:
– Конечно, это должно казаться фантастичным, но тем не менее
не кажется. Той ночью, после похорон, мы с Мод думали об этом. Разумеется, мы
говорили себе, что Кора – просто глупая женщина, и все же нам было не по себе.
А потом убили Кору – я убеждала себя, что это всего лишь совпадение, но не была
в этом уверена. Все это так сложно…
– Да, очень. Но Пуаро необыкновенный человек – можно
сказать, почти гений. Он отлично понимает: нам нужно убедиться, что все это
чистой воды фантазии.
– Однако он думает, что это не так?
– Почему вы так говорите? – быстро спросил адвокат.
– Сама не знаю. Я была не в своей тарелке… Не только из-за
слов Коры – я сама чувствовала, что что-то не так.
– Не так? В каком смысле?
– Не так – и все. Не знаю.
– Вы имеете в виду кого-то из присутствовавших в тот вечер?
– Да, возможно… Но не знаю, кого именно… О, это звучит
нелепо!
– Вовсе нет. Это весьма любопытно. Ведь вас никак не
назовешь глупой, Элен. Если вы что-то заметили, значит, в этом что-то есть.
– Да, но я не могу припомнить, что это было. Чем больше я
думаю…
– Не думайте. Так вы ничего не вспомните. Рано или поздно это
мелькнет у вас в голове, как вспышка. Тогда сразу же дайте мне знать.
– Хорошо.
Глава 9
Мисс Гилкрист надела черную шляпу и спрятала под нее
седеющую прядь. Дознание назначено на полдень, а сейчас – двадцать минут
двенадцатого. Серые кофта и юбка казались ей подходящими для такого случая – к
тому же она специально купила черную блузку. Мисс Гилкрист хотелось бы целиком
одеться в черное, но это было ей не по карману. Она окинула взглядом маленькую
аккуратную спальню с висящими на стенах изображениями гаваней Бриксема и
Полфлексана, бухт Энсти и Кианса, Бэббекомского залива, Кокингтон-Форджа и
прочих прибрежных мест, размашисто подписанными Корой Ланскене. Ее взгляд с
особой любовью задержался на Полфлексанской гавани. На комоде стояла выцветшая
фотография в рамке, изображавшая чайную «Ива». Мисс Гилкрист посмотрела на нее
и вздохнула.
Звонок в дверь пробудил ее от грез.
– Господи! – пробормотала мисс Гилкрист. – Интересно, кто…
Она вышла из комнаты и спустилась по шаткой лестнице. Звонок
прозвучал вновь, сменившись резким стуком.
Мисс Гилкрист почему-то почувствовала беспокойство. Она
замедлила шаг, потом направилась к двери, уговаривая себя не глупить.
На пороге стояла молодая женщина в черном, держащая в руке
небольшой чемодан. Заметив встревоженное выражение лица мисс Гилкрист, она
быстро сказала:
– Мисс Гилкрист? Я Сьюзен Бэнкс – племянница миссис
Ланскене.
– О господи, ну конечно! Входите, миссис Бэнкс. Только не
наткнитесь на вешалку – она немного отошла от стены. Сюда, пожалуйста. Я не
знала, что вы приедете на дознание, а то бы приготовила кофе или еще
что-нибудь.
– Я ничего не хочу, – быстро отозвалась Сьюзен Бэнкс. –
Простите, если я вас напугала.
– Ну, вы в самом деле меня напугали. Вообще-то я не нервная
– я говорила адвокату, что не буду бояться, оставшись здесь одна. Я и не боюсь,
но сегодня – может, из-за дознания – я все утро нервничаю. Полчаса назад в
дверь позвонили, и я еле заставила себя открыть. Очень глупо с моей стороны –
едва ли убийца стал бы сюда возвращаться, да и зачем ему это делать? Оказалось,
это монахиня пришла собирать пожертвование для сиротского приюта. Я
почувствовала такое облегчение, что дала ей два шиллинга. Хотя я не католичка и
не сочувствую римской церкви с ее монахами и монашками, но сестры, собирающие
деньги для бедных, делают доброе дело. Пожалуйста, садитесь, миссис…
