– В гараже? Где? Когда это было?
– О, совсем недавно – не более недели тому назад. Вот только
не могу припомнить где, – солгал Пуаро, который отлично помнил гараж в
«Королевском гербе». – Я много разъезжаю по этой стране.
– В поисках подходящего дома для ваших беженцев?
– Да. Слишком многое приходится учитывать – цену,
местонахождение, возможность переделок.
– Очевидно, вам понадобится много здесь перестроить.
Установить эти ужасные перегородки…
– В спальнях – безусловно. Но большую часть комнат на первом
этаже мы не станем трогать. – Пуаро сделал небольшую паузу. – Вас печалит,
мадам, что старая семейная усадьба перейдет к иностранцам?
– Конечно нет. – Казалось, вопрос позабавил Сьюзен. –
По-моему, это отличная идея. В таком доме, как он выглядит сейчас, никто не
смог бы жить. И у меня нет к нему сентиментального отношения. Я не могу назвать
его своим домом. Мои родители жили в Лондоне, а сюда только иногда приезжали на
Рождество. Честно говоря, дом всегда казался мне ужасным – каким-то
непристойным храмом во славу богатства.
– Алтари теперь иные – со встроенной мебелью, скрытым
освещением и дорогой простотой. Но богатство все еще имеет свои храмы, мадам.
Насколько я понимаю, – надеюсь, вы не сочтете меня нескромным, – вы сами
планируете нечто подобное? Не жалея расходов – все de luxe.
[31]
Сьюзен рассмеялась:
– Ну, это едва ли храм – всего лишь предприятие.
– Возможно – название не имеет значения… Ведь это будет
стоить много денег, не так ли?
– В наши дни все ужасно дорого. Но думаю, что расходы
окупятся.
– Расскажите мне о ваших планах. Меня удивляет, что красивая
молодая женщина может быть такой практичной и деловой. В дни моей молодости –
признаюсь, это было очень давно – красивые женщины думали только о туалетах,
косметике и прочих удовольствиях.
– Я как раз и рассчитываю, что женщины по-прежнему думают о
своей внешности.
– Ну так расскажите об этом.
Сьюзен рассказала ему о своем проекте со всеми
подробностями, невольно обнаруживая наиболее существенные черты своего
характера. Пуаро по достоинству оценил ее деловую хватку, смелость планов,
способность отметить все нужные детали, отбрасывая лишнее. В то же время он
чувствовал, что она может быть безжалостной, как все, кто осуществляет
рискованные планы…
– Да, вы добьетесь успеха, – сказал Пуаро. – Вам повезло,
что в отличие от многих вы не скованы бедностью. Без капитала далеко не уедешь.
Иметь творческие идеи и не располагать средствами для их осуществления – должно
быть, это невыносимо.
– Я бы уж точно не могла такого вынести! Но я все равно бы
достала деньги – нашла кого-нибудь, кто бы меня финансировал.
– Ну разумеется! Ваш дядя, которому принадлежал этот дом,
был богат. Даже если бы он не умер, то так или иначе, как вы выразились,
финансировал бы вас.
– Ошибаетесь. Дядя Ричард придерживался довольно отсталых
взглядов в том, что касалось женщин. Если бы я была мужчиной… – В ее глазах
мелькнул гнев. – Он меня очень сердил.
– Понимаю…
– Старики не должны становиться на пути у молодых. Я… О,
прошу прощения.
Эркюль Пуаро весело рассмеялся и подкрутил усы.
– Я стар, но не препятствую молодежи. Никому незачем
дожидаться моей смерти.
– Что за дикая мысль!
– Но ведь вы реалистка, мадам. Признаем без лишних споров:
мир полон молодых и даже не слишком молодых людей, терпеливо или нетерпеливо
ожидающих чьей-нибудь смерти, которая предоставит им если не богатство, то хотя
бы возможности.
– Возможности, – повторила Сьюзен, глубоко вздохнув. – Вот
что необходимо каждому.
– А вот и ваш муж! – воскликнул Пуаро. – Он может
присоединиться к нашей маленькой дискуссии… Мы говорим о возможностях, мистер
Бэнкс. О тех возможностях, за которые следует хвататься обеими руками. Как
по-вашему, насколько далеко можно при этом зайти?
Но ему было не суждено выслушать мнение Грегори Бэнкса о
возможностях или о чем-то еще. Фактически Пуаро вообще не удалось поговорить с
Грегом. Либо по собственному желанию, либо по желанию жены Бэнкс старательно
избегал вступать с ним в беседу.
Зато Пуаро смог поговорить с Мод Эбернети – о запахе краски,
о том, как хорошо, что Тимоти смог приехать в «Эндерби», и как любезно было со
стороны Элен пригласить даже мисс Гилкрист.
– Она нам просто необходима. Тимоти часто хочется слегка
перекусить, а от чужой прислуги нельзя требовать слишком многого, но в комнатке
возле буфетной есть газовая горелка, на которой мисс Гилкрист может подогреть
овалтин или еще что-нибудь, никого не беспокоя. И она всегда охотно сбегает за
какой-нибудь вещью по лестнице хоть дюжину раз в день. Я чувствую, что само
Провидение внушило ей испугаться оставаться одной дома, хотя признаю, что
сначала это меня рассердило.
– Испугаться?
Пуаро с интересом выслушал рассказ Мод о внезапном
паническом страхе мисс Гилкрист.
– Выходит, она боялась и не могла точно объяснить, чего
именно? Любопытно, весьма любопытно.
– Я приписала это замедленному шоку.
– Возможно, вы правы.
– Помню, во время войны, когда бомба взорвалась примерно в
миле от нас, Тимоти…
Пуаро поспешил абстрагироваться от Тимоти.
– В тот день произошло что-нибудь особенное? – спросил он.
– В какой день?
– Когда испугалась мисс Гилкрист.
– Да нет, не думаю. У нее это чувство нарастало со времени
отъезда из Литчетт-Сент-Мэри – по крайней мере, так она говорила. Там мисс
Гилкрист вроде бы ничего не боялась.
И результатом, подумал Пуаро, явился кусок отравленного
свадебного пирога. Неудивительно, что с тех пор мисс Гилкрист начала бояться… А
с переездом в мирную сельскую местность, где находился «Стэнсфилд-Грейндж»,
страх не только сохранился, но даже усилился. Почему? Казалось бы, уход за
капризным ипохондриком вроде Тимоти должен отнимать столько сил, что любой
страх поглотило бы чувство раздражения.
Но что-то в доме Тимоти заставляло мисс Гилкрист бояться.
Что? Знала ли она сама?
Оказавшись на короткий промежуток времени перед обедом
наедине с мисс Гилкрист, Пуаро заговорил на интересующую его тему, подчеркивая
свое присущее иностранцам любопытство.
