– Понимаете, я не могу говорить об убийстве с членами семьи.
Но я заинтригован. Да и кто бы не был на моем месте? Такое жестокое
преступление – пожилую художницу убивают в уединенном коттедже. Как ужасно для
близких! Впрочем, полагаю, и для вас тоже. Миссис Тимоти Эбернети дала мне
понять, что вы проживали там в то время?
– Да, проживала. Прошу прощения, мсье Понтарлье, но мне не
хотелось бы говорить об этом.
– Ну конечно! Прекрасно вас понимаю.
Произнеся эту фразу, Пуаро выжидающе умолк. Как он и думал,
мисс Гилкрист сразу же об этом заговорила.
Пуаро не узнал от нее ничего нового, но он безупречно сыграл
свою роль, издавая сочувственные возгласы и демонстрируя напряженное внимание,
которое не могло не польстить мисс Гилкрист.
Когда она во всех подробностях описала, что ей пришлось
перенести, что сказал доктор и как добр был мистер Энтуисл, Пуаро рискнул
перейти к следующему пункту:
– Думаю, вы поступили разумно, не оставшись одна в этом
коттедже.
– Я просто не могла этого сделать, мсье Пуаро.
– Вы как будто даже боялись остаться одна в доме мистера
Тимоти Эбернети во время их пребывания здесь?
Мисс Гилкрист выглядела виноватой.
– Мне ужасно стыдно. Это так глупо! Но меня охватила паника
– сама не знаю почему.
– Но это вполне понятно. Вы едва оправились после попытки
отравить вас…
Мисс Гилкрист вздохнула и сказала, что не в состоянии
понять, почему кто-то мог захотеть ее отравить.
– Очевидно, дорогая леди, этот убийца думал, будто вам
что-то известно и это может привести к его разоблачению.
– Но что я могла знать? Какой-то бродяга или полоумный…
– Если только это в самом деле был бродяга. Я в этом
сомневаюсь.
– Пожалуйста, мсье Понтарлье! – Мисс Гилкрист казалась
расстроенной до глубины души. – Не говорите так! Я не хочу этому верить!
– Чему именно?
– Не хочу верить, что это не был… Я имею в виду, что это
был…
Она умолкла, окончательно запутавшись.
– Тем не менее вы этому верите, – проницательно заметил
Пуаро.
– Нет!
– А я думаю, да. Поэтому вы и были напуганы. Вы все еще
боитесь, не так ли?
– Нет, с тех пор как я приехала сюда. Здесь так много людей
и такая приятная семейная атмосфера. Тут я чувствую себя спокойно.
– Мне кажется… Простите мне мое любопытство, но я стар и
немощен, поэтому большую часть времени посвящаю праздным размышлениям об
интересующих меня делах. Так вот, мне кажется, что в «Стэнсфилд-Грейндж»
произошло какое-то событие, заставившее вас вспомнить о ваших страхах. Теперь
медицина признаёт огромную роль, которую играет наше подсознание.
– Да, я об этом слышала…
– Я думаю, что ваш подсознательный страх мог, так сказать,
выйти наружу благодаря какому-то конкретному случаю – возможно,
незначительному, но сыгравшему роль катализатора.
Мисс Гилкрист с радостью ухватилась за эту идею.
– Уверена, что вы правы! – воскликнула она.
– И что же могло явиться этим… э-э… незначительным случаем?
Мисс Гилкрист подумала и неожиданно ответила:
– Знаете, мсье Понтарлье, думаю, что это была монахиня.
Прежде чем Пуаро успел осмыслить услышанное, в комнату вошли
Сьюзен с мужем, за которыми следовала Элен.
«Монахиня, – подумал Пуаро. – Интересно, где я уже слышал о
монахине в связи с этой историей?»
Он решил этим же вечером незаметно завести разговор о
монахинях.
Глава 19
Семья держалась вежливо с мсье Понтарлье – сотрудником ОПБ
ООН. Пуаро оказался прав, воспользовавшись аббревиатурой. Все восприняли ОПБ
ООН как нечто само собой разумеющееся и даже притворялись, что всё знают об
этой организации. Люди крайне неохотно признаются в своем невежестве.
Исключение составила Розамунд, которая с любопытством осведомилась:
– А что такое ОПБ ООН? Никогда об этом не слышала.
К счастью, рядом в этот момент никого не оказалось. Пуаро
представил свою организацию таким образом, что все, кроме Розамунд, стыдились
обнаружить свою неосведомленность о всемирно известном учреждении. Розамунд же
ограничилась замечанием:
– Опять беженцы! Я так от них устала. – Таким образом она
озвучила невысказанную реакцию многих, стеснявшихся выражать свои чувства столь
откровенно.
В итоге Пуаро был принят как предмет иностранного декора,
хотя и причиняющий некоторые неудобства. Конечно, всем казалось, что Элен
следовало бы избавиться от него на этот уик-энд, но, так как он остался в доме,
придется с этим смириться. К счастью, этот чудаковатый маленький иностранец
вроде бы плоховато понимал по-английски, часто не мог разобрать, что ему
говорят, и, казалось, полностью терялся, когда несколько человек говорили
одновременно. Он как будто интересовался только беженцами и послевоенной
обстановкой, поэтому его лексикон касался лишь этих тем. Обычная болтовня
сбивала его с толку.
Практически всеми забытый, Эркюль Пуаро откинулся на спинку
стула, потягивал кофе и наблюдал – так кот наблюдает за чирикающими птичками.
Пока еще кот не был готов к прыжку.
В течение суток рыская по дому и обследуя его содержимое,
наследники Ричарда Эбернети собрались заявить о своих предпочтениях и, если
понадобится, отстаивать их.
Вначале темой разговора стал десертный сервиз из
споудовского фарфора,
[32]
которым собравшиеся только что воспользовались за
обеденным столом.
– Я вряд ли долго протяну, – меланхолическим тоном произнес
Тимоти. – И у нас с Мод нет детей. Нам едва ли стоит обременять себя
бесполезными вещами. Но из чистой сентиментальности мне бы хотелось взять
старый десертный сервиз, который напоминает о прошлом. Конечно, он вышел из
моды, да и вообще десертные сервизы сейчас не слишком ценятся, но я готов
довольствоваться им – и, возможно, булевским шкафчиком
[33]
из Белого будуара.
