– Не думала, Сьюзен? – Джордж Кроссфилд устремил на нее
саркастический взгляд. – К чему продолжать притворяться? Надеешься обмануть
мсье Понтарлье?
– Мы все так думали, – сказала Розамунд. – И его зовут не
Понтарлье, а Геркулес… не помню фамилию…
– Эркюль Пуаро к вашим услугам. – Пуаро снова поклонился.
Возгласов испуга или удивления не было слышно. Казалось, имя
ничего не сказало никому из присутствующих. Во всяком случае, оно встревожило
их куда меньше, чем слово «детектив».
– Могу я спросить, к каким выводам вы пришли? – осведомился
Джордж.
– Он тебе не скажет, дорогой, – ответила за Пуаро Розамунд.
– А если и скажет, то неправду.
Из всей компании она одна явно наслаждалась происходящим.
Эркюль Пуаро задумчиво посмотрел на нее.
Пуаро плохо спал той ночью. Он был обеспокоен и не вполне
понимал почему. Обрывки разговора, взгляды, странные жесты – все казалось ему
многозначительным в ночном безмолвии. Сон был уже на пороге, но никак не
приходил. Как только Пуаро собирался заснуть, что-то мелькало у него в голове,
заставляя бодрствовать. Краска… Тимоти и краска. Масляная краска… запах
масляной краски, каким-то образом связанный с мистером Энтуислом. Краска и
Кора. Картины Коры, срисованные с почтовых открыток… Кора, которая лгала, будто
писала их с натуры… Нет, дело в том, что сказал мистер Энтуисл, – или это
говорил Лэнском? Монахиня, которая приходила в дом в день смерти Ричарда
Эбернети. Монахиня с усами. Монахиня в «Стэнсфилд-Грейндж» и Литчетт-Сент-Мэри.
Слишком много монахинь! Розамунд, великолепно выглядевшая на сцене в роли
монахини. Розамунд, сказавшая, что он детектив, – и все тут же уставились на
нее. Должно быть, именно так они смотрели на Кору в тот день, когда она
осведомилась: «Но ведь его убили, не так ли?» Тогда Элен Эбернети
почувствовала, будто что-то не так. Что именно?.. Элен Эбернети, расстающаяся с
прошлым и отправляющаяся на Кипр… Элен, уронившая восковой букет, когда он
сказал… Что же он сказал? Пуаро никак не мог вспомнить.
Наконец ему удалось заснуть, но тут начались сновидения…
Пуаро видел во сне зеленый малахитовый столик, на котором
стояли под стеклянным плафоном восковые цветы, покрытые густым слоем алой
масляной краски. Цвет крови… Он чувствовал ее запах и слышал стоны Тимоти: «Я
умираю… Это конец…» Рядом стояла Мод, высокая и суровая, с большим ножом в
руке, и отзывалась, словно эхо: «Да, это конец…» Конец – смертное ложе со
свечами и молящейся монахиней. Если бы ему удалось увидеть лицо монахини, он бы
узнал…
Эркюль Пуаро проснулся – теперь он знал!
Да, это в самом деле конец…
Хотя предстояло пройти еще немалый путь.
Он сортировал разрозненные кусочки мозаики.
Мистер Энтуисл, запах краски, дом Тимоти и то, что должно
или могло быть в нем… восковые цветы… Элен… разбитое стекло…
Элен Эбернети в своей спальне не сразу легла в постель. Она
думала, сидя за туалетным столиком и глядя невидящими глазами на свое отражение
в зеркале.
Ее вынудили пригласить в дом Эркюля Пуаро. Она этого не
хотела. Но мистер Энтуисл сделал отказ в высшей степени затруднительным. А
теперь все стало ясным. Сейчас уже нельзя позволить Ричарду Эбернети безмятежно
покоиться в могиле. Все началось с нескольких слов Коры…
Как все они выглядели в тот день, после похорон? Как они
смотрели на Кору? Как выглядела она сама?
Что говорил Джордж насчет того, какими видят себя люди? На
этот счет есть какая-то цитата. «Себя узреть, как видят нас другие…» Как видят
нас другие…
Невидящие глаза, смотрящие в зеркало, внезапно стали
зрячими. Элен видела себя, но не такой, как ее видели другие, – как видела ее
Кора в тот день.
Ее правая… нет, левая бровь изгибалась чуть выше правой.
Рот? Нет, складка рта была симметричной. Если бы она повстречала себя, то не
увидела бы особой разницы со своим отражением в зеркале. Не то что Кора.
Кора… Картина стала четкой… Кора в день похорон – она задает
свой вопрос, склонив голову набок и глядя на Элен…
Внезапно Элен прижала руки к лицу. «Это не имеет смысла, –
говорила она себе. – Не может иметь…»
Мисс Энтуисл очнулась от чудесного сна, в котором она играла
в пикет с королевой Марией; ее разбудил звук телефонного звонка.
Она пыталась игнорировать этот звук, но он не умолкал. Мисс
Энтуисл с трудом оторвала голову от подушки и посмотрела на часы возле кровати.
Без пяти семь – кто может звонить в такое время? Должно быть, ошиблись номером.
Раздражающий звон продолжался. Мисс Энтуисл вздохнула,
накинула халат и вышла в гостиную.
– Кенсингтон 67-5498, – недовольно произнесла она, сняв
трубку.
– Это миссис Эбернети – миссис Лео Эбернети. Могу я
поговорить с мистером Энтуислом?
– Доброе утро, миссис Эбернети. – Слова «доброе утро»
прозвучали не особенно сердечно. – Это мисс Энтуисл. Боюсь, мой брат еще спит.
Я тоже спала.
– Простите, – извинилась Элен. – Но мне крайне необходимо
срочно поговорить с вашим братом.
– А это нельзя сделать попозже?
– Боюсь, что нет.
– Ну хорошо.
Мисс Энтуисл постучала в дверь комнаты брата и вошла.
– Опять эти Эбернети! – сердито сказала она.
– Что? Эбернети?
– Миссис Лео Эбернети. Звонит в семь утра и хочет с тобой
поговорить! Ну и ну!
– Миссис Лео? Боже мой, что там стряслось? Где мой халат? А,
вот он, спасибо.
Вскоре адвокат взял трубку:
– Энтуисл у телефона. Это вы, Элен?
– Да. Простите, что подняла вас с постели в такую рань. Но
вы велели мне позвонить, как только я вспомню, что показалось мне странным в
день похорон, когда Кора ошарашила нас предположением, что Ричард был убит.
– Значит, вы вспомнили?
– Да, – озадаченным голосом ответила Элен, – но это кажется
бессмысленным.
– Об этом позвольте судить мне. Это что-то, что вы заметили
в одном из присутствующих?
– Да.
– Ну, рассказывайте.
– Это выглядит абсурдным, – виновато сказала Элен. – Но я
вполне уверена… Это пришло мне в голову, когда я ночью смотрела на себя в
зеркало… Ой!..
Вслед за испуганным возгласом на другом конце провода
послышался глухой звук, словно от падения какого-то тяжелого предмета. Мистер
Энтуисл не мог понять, в чем дело.
