— Как это? Кто, мать?!
— Она на базаре торговала. Не уследила, как у нее вещи сперли. Может, те же цыгане. Короче, хозяин ничего слышать не захотел. Велел вернуть долг. Вот и продала сына…
— Насовсем?
— Конечно! Иного не бывает.
— Никогда о таком не слышал! — Сидел потрясенный Юрий Гаврилович.
— А чё такого? Вон пятерых и того хуже, в заграницу продали каким-то туземцам. Обещали, что не будут их надрывать, что пацаны станут бананы собирать с деревьев.
— А если не захотят, не послушаются, их вернут?
— Во чудак! Их сожрут! Кто на дорогу потратится? Да и кому они тут сдались, никто по ним не заплачет. Их даже забыли.
— Как же увезли ребят?
— Молча. Они не первые и не последние. Плакали, да что смогут? Смыться не обломится. Но и это не самое плохое, — вздохнула Верка тяжко.
— Что ж может быть хуже? — изумился Бронников.
— Когда на запчасти продают. Ну, в больницы! Не слышали? Быть не может! Вся шпана секет, чего лишиться сумеет. Там можно почки и печень продать. Конечно, свои. И не только. Крутому один бомж задолжал. Живо почки лишился. А фарцовщик с одним глазом отвалил в зону. Ладно мужики, а теперь на пацанов облава. Короче, родители свою выгоду поняли, теперь нам крышка. Чуть что — в формалин сунут или на детали разнесут.
— Ну, тебе опасаться нечего! — рассмеялся врач.
— А кто знает? Вот взбредет отцу идея, отвезет меня туда, чтоб мою «звезду» какой-нибудь бабке присобачили, а мне ее гнилушку вставили, во хохоту будет! Та старуха такого дрозда даст, что всему городу жарко станет. Ни единого мужика мимо не пропустит. Стриптиз устроит прямо на улице средь бела дня. Всех мужиков своими хахалями сделает, а деду отставку даст. На что он ей сдался, старый хрен! Она за три жизни вперед натрахается. Никому не откажет, никого не обойдет. И в гроб с собой какого-нибудь хахаля прихватит, чтоб на том свете бока согревал и еще кое-что! Интересно, а много ли дадут за такую пересадку?
— Вер! Такое если и делается, то с обоюдного согласия!
— Хрен там! У Тараса кто спросил? Глаз взяли, и все на том. Дед пацана два месяца пил без просыпу. Он свои глаза предлагал, да не взяли, потому что старик слепой, жопу от рожи только на ощупь узнавал.
— Плохие это шутки, — качал головой Бронников.
— Шутки? От них теперь иные дома не спят. Вон Никиту поддатый отец дербалызнул по башке. Тот в сознание стал приходить и слышит, как родитель за его почки с соседом торгуется. Как выскочил из дома в чем был, так и не вернулся больше. В бомжи свалил насовсем. Только тогда до него дошло, куда вдруг исчезла мать и почему отец не искал жену. Когда соседи спрашивали, отвечал: «Бросила она меня. К богатею переметнулась. Кто мы ей нынче? Все бабы такие!» А сам крестился, отворотясь, и желал землю пухом для усопшей. Но ни смерти, ни похорон матери пацан не видел. Ее не стало средь ночи. Женщина часто болела. Отец, вернувшийся из пивбара затемно, велел мальчишке лечь спать. А утром на вопрос Никитки — где мамка, ответил, мол, в больнице. Ночью ей было плохо, «скорая» забрала. И все на том. Ни навестить, ни вернуть в семью не подумал. На вопросы сына о ней он вначале злился. Отвечал хамски, грубо. А потом колотить начал. Стал грозить, что и его отправит следом за ней. Никитка понял и решил уйти сам. Едва успел, — шмыгнула Верка носом.
— Да, голубушка, немудрено одичать в таком окружении. Чему ж удивляться? Да у нас в дурдоме рай сравнительно с такими семьями, — заметил Бронников.
— А откуда ваши больные? С добра ль свихнулись? Вы послушайте их, когда находят просветы в мозгу! Не то волосы, шкура дыбом вскакивает. Для них психушка — рай! Они, считай, из зубов смерти выскочили чудом!
— Вот видишь? Они не хотят от нас уходить. А ты просишься. Но куда, к кому и зачем?
— Я не больная!
— Положим, ты здорова, не спорю. Но тогда зачем тебе, нормальному человеку, понадобилась репутация шлюхи? Она не лучше дурьей славы.
— Чтоб не зря все терпеть. Назло своим за их Толяна! Его они лизали, а меня колотили. Пусть им тоже будет больно.
— Хватит доказывать мерзость! Твои родители, как и все, не вечные! Они уйдут. А как тогда жить станешь? Кому будешь доказывать? А и знаешь ли, какие теперь болезни пошли? От них нет спасения! Сгоришь, не став взрослой.
— Да не пугайте! Я не из лопухов тут объявилась и про гондоны не забываю никогда!
— Пойми, тебе сегодня надо о себе позаботиться.
— Зачем? Я не хочу! Столько думать моей голове не под силу. По-своему стану — день прошел и ладно. Авось завтрашний наступит и пройдет не хуже нынешнего.
— Вер, а если себя пожалеешь, разве что-то потеряешь?
— Да кто знает? Я когда вспоминаю все — саму себя жаль. И реветь начинаю. Тоже на мост тянет. Чтоб сунуться вниз башкой одним махом. Одно останавливает: а вдруг тоже не насовсем сдохну, только покалечусь и к мартышкам в уборщицы пойду, стану за ними говно чистить, убирать у них, а они дразнить, щипать, кусаться станут. А люди придут, увидят меня и тоже скажут: «Гляньте, еще одна появилась! Страшней обезьяны. Морда овечья, а транда человечья! Откуда такие вылезают на свет? Заткнуть бы ту дыру».
— Вот и заткни всем глотки! Ведь человек! Докажи всем, что ты личность. Вот тогда и родители поверят. Стыдно станет. Одна из всех стань на ноги! За тех, кого продали, кому уже ничего не вернуть! Ты еще можешь повернуть судьбу!
— А зачем? Меня мое устраивает.
— Чего же тогда плачешь?
— О прошлом! Об отнятом детстве…
— Оно и будущее не лучше. Куда как страшнее и горше. Ведь у каждого за плечами старость. К тебе она придет рано. Ты еще и созреть не успеешь — не став женщиной, в старухи свалишь. Кого будешь винить? Толяна и родителей? Они были виноваты тогда! Теперь — только ты! И нечего хныкать! Тебе далеко не девять лет! Вон уже грудь больше мамкиной! А в голове одни опилки. Живешь по-дурьи! «Назло мамке под мост брошусь». Ну и что кому докажешь? Оплачут и со временем забудут. А если и вспомнят, то не добрым словом. Слабая будет память о тебе. И не только у родителей! И поневоле вопрос возникает, зачем ты на свет появилась, для чего? Что принесла с собой?
— Ну уж не все меня облают…
— Те, что спали с тобой, давно забыли имя…
— Так уж и забыли…
— Сучек много развелось, всех не упомнишь. Вот женщин порядочных, серьезных мало, а они ой как нужны, но ты не хочешь такой стать, а жаль. Да и не под силу тебе эта доля.
— Мне? Если захочу, запросто заделаюсь в недотрогу! Только к чему? Себя смешить…
— Тебе не переломить свою натуру. Слишком распутна и слаба! Рядом с тобой были дети, несчастнее которых в свете нет. Но ведь не ударились в разврат. Не утонули в грязи.
— Да что колупаете? Какое вам дело до меня? Как хочу, так и живу! Психушка не лучшее место для перевоспитания. Это называется — спихнуть с рук!
