— Значит, нынче их некому осквернять? — усмехнулся Бронников и спросил: — Ну что ж теперь с ней делать? Она уже приметила мужиков напротив. И если доберется туда, это будет цирк!
— Юр! Все понимаю, но она больная. У нее сдвиг. Когда и как это случилось, не знаю. Она не понимает родства. Ведь Толика возненавидела за то, что тот ничего с ней не утворил. Но ведь пацан умный — он если б мог, и то не полез бы на сестру. А она не понимает. По ее убеждению, если у мужика все на месте, он должен пользоваться этим всякую минуту.
— Ну, к отцу и к тебе не лезет! Ко мне не приставала, — не согласился Юрий Гаврилович.
— Мы с отцом ее колотим, потому нас она ненавидит люто и боится. А насчет тебя — не спеши и не зарекайся!
— Чур меня! Чур! Только не такое! — вздрогнул Бронников.
— Она непредсказуема, чем и опасна! Лжива! Я испытал с ней столько бед, что, случись с ней плохое, на жалость сил и тепла уже не осталось. Сколько раз я отнимал Верку у толпы разъяренных матерей и жен, когда девку собирались разнести в клочья. Конечно, не без причины. Может, и зря спасал. Верил, что сумею переломить. Но ни хрена не получается, кроме позора, стыда и сожалений. На кого мы тратим силы и здоровье? — Устало опустились плечи человека. Он глянул в окно и ахнул. Громко заматерившись, указал на водосточную трубу на мужском корпусе. По ней с кошачьей легкостью подкрадывалась к окну Верка. — Сука! — бросился к двери, дрожа от ярости.
— Ленька! Стой! Она не влезет! Решетки приварены. Все бесполезно. Иди, посмотрим, что будет дальше? — позвал главврач.
Сидоров вернулся к окну. Он вцепился в подоконник так, что пальцы рук побелели.
Верка медленно карабкалась вверх. Из окон корпуса за ней следили больные. Первым не выдержал Петухов. Позвав двоих санитаров, сам тоже побежал к водосточной трубе, прихватив пару одеял. Девчонка уже ползла по выступу, цепляясь за решетку окна. Но та не поддалась. Верка дергала ее со всех сторон. Изнутри девку подбадривали больные мужики.
— Вера, вернись! — услышала она крик снизу. Увидела Петухова, сморщилась, скорчила свиное рыло и осторожно поползла к другому окну.
Бронников не выдержал и бегом бросился из кабинета на помощь Петухову. Следом за ним выскочил Леонид Петрович.
— Верунька! Прыгай! Поймаем! — держали наготове одеяла санитары.
— Вера! Вернись! Зачем тебе они? — звал Иван, но девка даже не смотрела вниз и настырно лезла к окну. Вот она снова вцепилась в решетку, встала в полный рост, дернула решетку на себя, та даже не дрогнула.
— Твою мать! — злилась она и ударила кулаком по решетке.
Из окна на нее глазели мужики. Они пригибались к самому подоконнику, чтоб разглядеть бабу снизу, что-то кричали. Изо всех окон обоих корпусов следили люди за Веркой. Та еле стояла на чуть приметном выступе, крепко держалась за решетку, понимая, что обратно вернуться не сможет. Не хватит сил и смелости. Она уже проверила — решетки были приварены к прочным штырям, вбитым в стену намертво. Их ни за что не снять. Никаких сил не хватит, сколько ни дергай.
— А как быть? Выбить стекло? — Девка с надеждой всматривалась в лица мужиков, прилипших к окну.
Их много. Молодые и старые, они смотрят на нее, сгорая от взбунтовавшейся плоти. Но бить стекло не собираются. Знают, что через решетку не смогут протащить девку в палату.
— Верка! Сейчас же спустись вниз, сучка! — услышала снизу знакомый голос. Оглянулась на дядьку и словно наяву почув
ствовала на спине хлесткий удар веревкой. Боль парализовала все тело, руки ослабли. Верка упала вниз, не глядя, куда угодит. Санитары не успели натянуть одеяло, и девка грохнулась на бетон со всего маху с третьего этажа. Она умерла, так и не придя в сознание.
Как она сумела пробраться к мужскому корпусу, так никто и не понял. Не приметили санитары и вахта. Никому из баб не сказала, что собирается в гости к соседям. Ее койку сразу унесли из палаты. О Верке быстро забыли в психушке, и только пожилой патологоанатом вместе со своей сестрой — матерью Верки — всю ночь напролет просидели у гроба. Леонид Петрович считал себя единственным виновником случившегося и, не оправдываясь, просил прощения у сестры.
— Хотел помочь тебе, а видишь, отнял дочь. Какая б ни была, своей кровиной жила. Может, изросла бы со временем, да я помешал… Ввязался некстати.
— Не кори себя, Леня, не убивайся. Вера дома много раз пыталась наложить на себя руки. Я думаю, что от стыда, от усталости, от того, что в жизни свое место не сыскала. Ей не на кого обижаться. Все желали дочке добра. И ты вылечить хотел. Мечтал выучить на врача. А она не сумела себя перебороть. И не пойму, в кого удалась с таким грехом. В семье и в роду потаскушек не было, сам знаешь. Оттого не стало ее, чтоб не продолжить позорную линию. Горько, больно, но пережить нужно. Да и Толик из армии возвращается на днях.
— Почему так быстро?
— Он в госпитале лежал с ранением. Теперь его комиссовали. Служить не может. Негодным признали. Лечить нужно его. Но собирается учиться. Может, хоть из этого толк получится…
— Какой толк, о чем завелась? Сама знаешь, не дождешься от него внуков. Всю жизнь один будет маяться. Так и не пойму, почему тебе не повезло с детьми? — пожалел сестру Петрович.
Бронников вскоре понял, как смогла Вера незаметно пройти к мужскому корпусу. Удивило лишь то, как сумела обхитрить прачку. Пожилая женщина даже не заподозрила в Верке похотливости. Дала ключи, чтобы та взяла чистое постельное белье. Сама пошла сменить скатерти и занавески в столовой. О Верке забыла, тем более что та оставила ключи на столе и выскочила из окна первого этажа на площадку, разделявшую мужской корпус и женский,
— Юрий Гаврилович! На этой неделе мы приняли почти три десятка больных женщин. Да прежних почти полсотни осталось. А больных словно прорвало. Завтра еще пятерых обещают привезти. Что за эпидемия в городе? Откуда такой обвал? — спросила Лидия Михайловна Бронникова.
— У вас еще терпимо! Вот в мужском корпусе полный аврал. Приближается призыв в армию. Как откосить от нее? В дурдоме отсидеться! Уже с десяток таких набралось. Сынки начальства. Этих прячут все. Вон прокурорский оболтус целыми днями в карты играл с сыном судьи. Теперь им развлечение сменили, приволокли компьютер. Нынче диски целыми днями крутят, до трех ночи.
— Так хоть вы их урезоньте! — вмешалась Таисия Тимофеевна.
— Не могу. Потому что тоже кушать хочу. Скажи этим, чтоб другим дали отдохнуть — настоящим больным, завтра самого без работы оставят. Теперь медики в избытке. Где приткнусь, кто возьмет? Вот и приходится молчать…
— Двое в целой палате? — ахнула Лидия.
— Где там! Косой десяток! Я к ним не могу войти без стука, — пожаловался Бронников.
— А почему?
— Так мне, мягко говоря, посоветовали. Чтобы недоразумений не возникло.
— Чем они там занимаются? — удивилась Таисия Тимофеевна.
