— Теперь меня это не интересует. Лишь поначалу заглянул. Они друг друга разрисовывали под татуировки. Даже на члене женские губы изобразили, когда нигде больше места не осталось. Уж чего только не увековечили. Баб в разных позах, змей и мартышек, ножи и кинжалы, короче — галерея глупостей. Если такое нормальный человек увидит, в натуре свихнется навсегда.
— Я тоже удивлялся, на психах ни единого рисунка, а эти — сплошная порнография, — поддержал Бронникова Петухов.
— Это глупость! Безвкусица! Дешевка! Вот я видел наколки в свое время, когда к нам привозили на обследование настоящих фартовых! И теперь каждого помню. Вот это были мужики! Нынче в помине их нет! — вздохнул Бронников.
— Расскажите! — загорелись глаза Петухова.
Он оседлал стул, вцепился в спинку, тихо присели на диван Таисия Тимофеевна и Лидия. Даже санитарка поставила к стене швабру и, прислонившись к углу, заслушалась.
— Мы тогда были молодыми специалистами. И всех троих, а дружили с самого первого курса, направили работать сюда, в психбольницу, в мужское отделение. А уже через неделю милиция привезла в «воронке» двоих фартовых. О них предупредили главврача заранее. Попросили, чтоб тот подобрал камеру понадежнее. Тот в ответ: «Камер нет. Только палаты. Мы лечим! Остального не касаемся…» — «Нам нужно обследовать двоих, больны они на самом деле или прикидываются ненормальными», — сказал прокурор.
А вскоре их привезли. Пятеро — двоих! Вот это охрана! Мы думали, там Геркулесов доставили. Но из автозака вышли двое мужиков. Обычного роста и сложения, они ничем не отличались от наших горожан. Тщательно побритые, умытые, и хотя все в синяках — милиция постаралась, — вели себя пристойно. Их привели в палату и потребовали переодеться в больничное. Тем более что одежда на них висела клочьями. Конечно, переодеваться они не хотели. Но милицейская охрана надавила и вынудила приехавших скинуть с себя тряпье. Вот тут мы впервые онемели. Главврач, помимо санитаров, попросил и нас помочь милиции привести фартовых в палату и, чтобы те не сбежали, подежурить рядом на всякий случай. Так вот, когда они разделись, надо было видеть лица всех, кто узрел фартовых в натуре, — расхохотался Бронников.
Отсмеявшись, продолжил:
— Рядом с ними любой музей отдыхает. Что там Эрмитаж вместе с Третьяковкой! На спинах, от самых плеч до задниц, — полный арсенал. А это то оружие, которым в совершенстве владели оба. Чего ж там только не было! Финки, ножи, пистолеты, ружья — и на каждом свои метки по числу убитых. Их за день не пересчитать. На задницах метки зон, где отбывали сроки наказания, и общий стаж по приговору. Там на десяток мужиков по горло хватило б. У одного три смертных приговора, у другого пять…
— Ах батюшки! Как же они выжили? — ахнула от удивления санитарка.
— Так и в этот раз их привезли не случайно. Грозил расстрел обоим.
— За что?
— В банк влезли. Его милиция охраняла с овчарками. Вот они и положили всех. Деньги взяли и сбежали. Но их поймали в ресторане с бабьем. Пьяных. Были б трезвыми, никогда не попутали б менты.
— И много убили?
— Пяток или больше, теперь не помню.
. — Сколько ж денег украли?
— Вот о том весь город знал. Пять миллионов! Ох и громадной была сумма эта! Ее на много жизней хватило б, если не светиться по кабакам.
— Я на корову никак не соберу. Все не хватает. А и с голоду пропадать неохота! — скульнула санитарка.
— Молчи, Нюра! У меня телевизор такой старый, еще первых выпусков. Новый уже не куплю никогда, — поддакнула Таисия Тимофеевна.
Тихо вздохнула Лида, вспомнив, что и в эту зиму она снова наденет старые сапоги, и снова будут промокать ноги.
Петухов голову опустил. Тоже куртка протерлась на локтях, но нет, нужно купить пальто матери.
— И куда ж девали они такую прорву денег? — удивилась санитарка.
— Весело жили! Ели и пили в самых дорогих ресторанах! Заказывали только деликатесы, самые лучшие коньяки и появлялись в кабаках с валютными путанками. Эти фартовые не отказывали себе ни в чем. Самые дерзкие дела проворачивали. Грабили не только банки, но и ювелирные магазины, антикварные, музеи трясли. Но не те, где картины, на которых изображены знамена с танками и Чапаев с Буденным на тощих клячах. Фартовые шарили по музеям, где имелись ценности — старинные картины известных художников, древние, бесценные украшения, старые книги, монеты, посуда. Короче, они знали, где что украсть, и впустую не ходили. Иногда их ловили, но они сбегали. Все зоны знали. Куда только не сажали обоих! От Архангельска до Курил всю страну насквозь
прошли. У одного из них на плече была особая наколка — черная звезда. Она выделялась особо. И ставили ее лишь отпетым, но это по-нашему, а по-их — самым уважаемым, авторитетным ворюгам, равных которым нет. Эти ни боли, ни смерти не боятся. Их не ломали пытки. Они не знали страха. Таких по всей державе было всего семеро. Хотя скажу сразу, я и потом много раз встречался с фартовыми, и даю слово, их было за что уважать.
— Воров? — ахнула Лидия.
— Ну, нам с вами не дано украсть. Не умеем и боимся, потому работаем за копеечную зарплату, позволяя обворовывать себя более умным. А фартовые с этой участью не смирились. И не только не позволили грабить себя, но и сами воровали. Сильные личности. И я, как слабый в этом плане человек, втайне завидую и восторгаюсь ими. Они — настоящие мужики. Вот заметьте, сейчас ментов орденами награждают за поимку воров. А ведь это их работа, прямая обязанность, им зарплату за такое платят. У воров нет орденов. Есть длинные сроки и крутые зоны, есть лишения. Я уж не говорю, что их тоже нередко ранят и убивают, а их не убывает. Ни один из настоящих фартовых не пришел работать в милицию. А вот ментов у бандитов сколько хотите!
— Так вы нам о тех двоих расскажите! — напомнил Петухов.
— У одного была кличка Акула, другой — Шакал. Как узнали вскоре, кликухи не были случайными. Шакал, когда оказывался безоружным и на него наваливались пятеро или семеро ментов, частенько перекусывал им горло зубами. Ни один не выживал после такого.
— И многих он так загрыз?
— Последнего на наших глазах, в тот самый день, когда их привезли. Сержант решил покуражиться и ударил Шакала, поторапливая переодеться. Тот подскочил мигом. Никто ничего не успел сообразить. Когда фартовый повернулся, все оцепенели. Акула был полегче, он одной рукой, правой, не отрывал, а как-то свинчивал головы. Причем невозможно было проследить, как он это делает. Будто играючи, мимоходом. Так вот мне довелось понаблюдать обоих. Я был в ужасе. И конечно, не стал загораживать перед ними двери. За такую зарплату никто не станет рисковать жизнью.
— Вы помогли уйти бандитам? — ужаснулась Лидия Михайловна.
— Что вы, девочка! Кто ж после такого оставил бы меня работать в больнице? Я нажал кнопку, в палате опустились решетки, и фартовые оказались в клетке. А их выходки признали явными нарушениями человеческой психики. Ну, сами посудите, как можно перекусить горло человеку? Причем хладнокровно, без страха, брезгливости и сожаления. Когда Шакал повернулся к нам лицом, мы заледенели. Увидели людоеда. А он еще и улыбался окровавленным лицом. Зубы, губы, даже с подбородка текла кровь. Акула второму скрутил голову как цыпленку. Тело милиционера уже упало, а голова осталась в руке. Я не мог больше смотреть на эту расправу. Иначе нас по одному перекрошили б. Я и потом не враз решился войти к ним. Для меня они не были людьми. Но сверхзвери… Только те способны на подобное. Потом мы общались. Подолгу говорили, все ж три года они лечились у нас. Там узнал я значение каждой наколки, особо черной звезды. Ее ставили по слову фартового схода тому, кто пережил пять ходок, не менее трех раз удачно убегал из зон, спас жизнь десятку фартовых, урыл не меньше семи ментов, имеет самую большую долю в общаке и никогда не нарушал фартовый закон.