Так этим и вовсе плевать. Бомжам городские бабы не нужны. Тогда он на себя пальцем показал, мол, перед ним опорочили. Я ему у виска покрутил, назвал адресок твоей больницы, посоветовал обратиться немедля. А генерал чуть не до пены зубами скрипит. Почему его бабка к похоронам не готова? Я и ответил, мол, эти услуги платные. Обращайтесь к санитарке, если согласится, везите одежду и гроб для покойной. А нет, хоть сейчас в машину заберите. Вон ее халат и тапки, в чем взяли из больницы. Увозите домой, там сами помоете, оденете, уложите. Слышал бы ты, как он зашелся. Не захотел старую домой тащить. Решил хоронить из морга. Ну а санитарка моя уперлась. Сказала, раз бабка от рака померла, к ней пальцем никто не прикоснется. Болезнь гнилая и заразная. Так генералу пришлось раскошелиться. Иначе уже не в общество бомжей, а в солдатскую казарму повезли б старуху, чтоб подготовили ее ребятки в последний путь…
— Я представляю, как они одели б ее! — хмыкнул Юрий Гаврилович.
— Это ладно! Но что услышала б о сыне, предположить не сложно.
— И чем закончилось?
— Увез свою старуху сегодня. Не поверишь, на бронетранспортере увезли. Обещали хоронить с военными почестями. Тьфу, козел! Здесь с нашей санитаркой за каждую копейку торговался. А солдатикам пыль в глаза пустил. Мерзавец! Не мог похоронить старую тихо, на деревенском кладбище, рядом с родней. Но ведь это нужно отвезти, организовать поминки, ему тратиться не хотелось, вот и прокатился на халяву даже здесь, — возмущался Леонид Петрович. Он пообещал Бронникову прийти завтра, если не случится что-то непредвиденное.
Но неприятность произошла в больнице.
Юрий Гаврилович был в мужском корпусе, когда в женском поднялась суматоха. Две старухи шизофренички поругались. На это никто не обратил внимания, и тут, совсем внезапно, одна бабка ударила вторую. Та развернулась и влепила обидчице кулаком в висок. Завязалась драка, вначале больные в палате посмеивались, подбадривали бабок, те набирали обороты, и драка разгоралась злая, яростная.
— Я тебе, сука, макушку выдеру! Чего мою дочь цепляешь? Она чище всех твоих!
— Отцепись с ней! Я про тебя сказала, какой сама была по молодости!
— Я честной была! И замуж девкой вышла, не то что ты, шлюха подворотная!
— Кто шлюха? Я? Сама блядища! — Старуха подняла подол юбки и достала корявой ногой обидчицу. Та пошла напролом буром.
Больные хотели растащить старух, успокоить. Но не получилось. Старух давно не навещала родня. Скопившуюся на нее обиду нужно было на кого-то вылить. Распиравшая ярость не давала покоя. Тут же подходящий случай подвернулся, вот и сцепились старые. В глазах не искры, молнии сверкают. Тут и позвали больные Семку и Ромку, чтоб старух угомонили, пока они головы друг другу не откусили.
Ребята мигом влетели в палату. Бабки уже дошли до крайней точки кипения. Одежда порвана в лоскуты, лица побиты, сами кружат по палате, вцепившись друг другу в волосы. Растащить не удалось. Пальцы рук переклинило. Попробовали разлить водой, тоже не получилось. Накинули одеяла. Обе стали задыхаться, но рук не ослабили. Все-таки оттащили одну. Бабка ошалело уставилась на Семку и ударила его кулаком в глаз. Парнишка отлетел к стене с воем, держась за глаз. Ромка ухватил за руку вторую бабку, попросил больных позвать Петухова. Уже вдвоем кое-как связали старую, поволокли к койке, но та, изловчившись, укусила Ромку за плечо. Другая старуха насела на Семку и колотила чем попало. Вот она ухватила пластмассовую бутылку с квасом, размахнулась и ударила с силой мальчишку по голове. Тот зашелся в вопле, а потом затих. Эту бабку сунули за решетку, закрыли наглухо. И только после этого подошли к Семке. Тот лежал без сознания. Ромка плакал навзрыд.
— Что ж теперь скажу его матери? Как приду к ним? Почему его, лучше б меня достали, — дрожал мальчишка.
— Не трясись, успокойся. Лучше помоги перенести в ординаторскую, — сказал Петухов и, осмотрев парнишку, обронил коротко: — Конечно, пусть Юрий Гаврилович глянет, но мне кажется, что сотрясение мозга есть, да и глаз проверить нужно. Короче, придется отправить в больницу.
Юрий Гаврилович, осмотрев Семку, всех успокоил. Сказал, что серьезнее синяков ничего не будет. Но пару или тройку дней парню нужно отдохнуть.
— Домой ему не стоит ехать. Вон у нас есть свободная палата, занимайте ее вдвоем. И живите. Заодно подлечим, наблюдение обеспечим. Ему сейчас покой нужен и уход. Думаю, все обойдется. Хотя… Если считаете нужным, вызовите врача «Скорой помощи».
Но Петухов поверил Юрию Гавриловичу. А Семка вскоре пришел в сознание, лишь жаловался на головную боль. Больше его ничто не беспокоило.
Лидия Михайловна сделала ему примочку на глаз. Опухоль мигом прошла, глаз нормально видел.
— Ну что, Сема, получил от старухи? Не красней! Я первые два года с такими фингалами ходил, что даже жена не верила, будто мне их больные подсадили. И в основном от женщин получал. Ох и заботились обо мне, чтоб в темноте не споткнулся. Потому на свидание только ночью бегал. Днем слишком много завистников. Иная оглянется, аж крестится, а мужики, случалось, проскочат мимо, оглянутся и лопочут: «Чур меня, чур!»
А одна бабка так вцепилась, признаться совестно, за что ухватилась. Ей в глюках родной мужик привиделся, покойник с десятилетним стажем. Ну а я, как на грех, под руку попался. У ее мужа все то, за что схватилась, давно отгнило, мне ж тогда всего двадцать пять лет было. Бабка на радостях голосит, а я от боли не своим голосом. Тут наш главврач подошел, хирург по профессии. Глянул. Оценил ситуацию и говорит: «Резать будем! Другого хода нет». Ну я испугался, говорю: «Что резать?» А он в ответ: «А за что поймался! Бабку заклинило, Не стану ж ей руки ампутировать. Они ей еще сгодятся».
«Если она вас за это поймает, тоже отрежем! Я сам справлюсь! Иль старухе руки нужнее, чем мне мое?» — спросил главврача. Он позвал санитаров. Те хохочут, говорят, что эта бабуля всех мужиков перещупала, ну и облили нас холодной водой. Бабка отцепилась от меня с испугу, но я с того времени постоянно настороже. С неделю в тот раз разогнуться не мог. Так и ходил, будто бабка все еще висит на ширинке, зажав в кулаке мое. Всяких старух после нее видел, но ту никогда не
забуду — охотницу Диану, старую кикимору. Бывало, она ночью снилась. Подскакивал и потом не мог заснуть. Дрожал в холодном поту от страха…
— Юрий Гаврилович! Я так боялся, что вы меня ругать будете. Но, честное слово, не виноват. Разнять их хотели. А сам получил, — вздохнул Семка.
— Я тоже хотел накормить Степановну. Она сидела рядом с мисками такая скучная. Не знал, что у нее приступ так проходит. Давай ее уговаривать, чтоб поела. Она ухватила миску с супом да как даст мне по голове, весь суп по макушке и плечам растекся. А Степановна вторую миску мне на голову натянула, с кашей. Потом и компот в рожу вылила. Хохочет, ей весело. А я отмывался до вечера. Хорошо, что еда была не горячей, остыть успела, иначе облысел бы тогда, — пожаловался Ромка тихо.
— Женщины-санитарки нас жалеют, помогают, подсказывают. Показывают, как кормить, мыть, выводить на прогулку больных, определять по глазам начало приступа и даже как гасить его. Теперь нам легче. Поначалу вовсе трудно приходилось, — сознался Сенька и привстал с постели.
