— Ну а ребенок? Он при чем? — не выдержал народный заседатель.
— Это ж его зелень, такой же легашонок рос. Нашим пацанам враг и помеха. Зачем такому дышать в натуре? Лишний он на земле.
— Раскаиваетесь ли вы в содеянном?
— Ничуть. Я что, балдой или морковкой делан? Ведь мы легашей урыли. А кому они нужны? Спросите любого, да хоть самих себя, много ли в жизни помогали мусора? Зато вреда от них предостаточно! Их каждый ненавидит. И будь это безнаказанно, всех легавых в один день поурывали б! И не зря! Я тоже брехать не стану, с детства мусоров ненавидел. И жалею об одном, что самого не успел достать! — Оглянулся на Платонова. Их взгляды встретились.
Сергей сдерживал себя последними усилиями воли.
«Держись! Не поддавайся! Это твое испытание!» — убеждал он себя и пытался абстрагироваться. Отворачиваясь, смотрел на людей в зале суда — одни ему сочувствовали, другие злорадно усмехались. Мол, допрыгался, и с тобой свели счеты.
Во время перерыва Сергей вышел в коридор покурить и услышал, как спорил рыжеволосый мужик:
— Ставлю на кон ящик водки! Судья не дает больше червонца!
— Не заходись, Никита! Проссышь водку! Сказываю, на всю катушку влепят! — не соглашался плотный седой человек. И доказывал: — За женщину, может, отделался б десяткой! А тут ребенок! Особая жестокость убийства! Наркота! Да и семья милиционера! Так что до конца жизни будет на нарах жопу морозить где-нибудь на Северах! Если сдохнуть не помогут…
— Шалишь, дядя! Кто ментов «мокрит», те и нынче в авторитете. Никуда их не увезут. В своем городе станут отбывать. Оно и по закону так: где обосрался, там и отмывался! Дошло? Отслюнивай на кон! Кто за червонец, мужики? Гони на бочку! Помянем всех хором! Мне один хер, кого запороли! Хоть полную ментовку! Без них дышать легче!
— Слышь, ты, мудило? Чего перья распустил? С какого праздника загоношился? Иль посеял мозги, как тебя из потасовки в пивбаре выдернули полуживого? Еле оклемался в больничке. Теперь на ментов пух тянешь, чмо? — Сергей схватил рыжего за загривок, придавил к стене.
— А вы на то и поставлены, чтоб порядок держать. Иль тебе магарыч нужен за тот день, когда выручил?
— Дерьмо! — выпустил мужичонку Платонов. — На хрен я его выручал? — Отряхнул руки.
— Молодой человек, зачем вы себя бросаете под ноги толпе? В ней всякое водится. Не опускайтесь до уровня кретина! Из него, кроме анализов, ничего не вытряхнете. Он не знает благодарности, не имеет понятия, зачем живет. Это человечий мусор, глупый и жестокий. У таких одна кишка на весь организм. В ней и сердце, и мозги, и желудок! Чего больше, сами понимаете. Не троньте — не запачкаетесь! Мой вам совет: не ждите сочувствия у звероподобных…
После перерыва этот седой человек подсел к Платонову в зале суда:
— Вы Сергей?
— Да…
— А я Игорь Павлович! — Он протянул Сергею руку.
— Спасибо вам! — тихо сказал Платонов.
— За что? — удивился человек.
— За понимание. Теперь и это редкость.
— Сергей! Я не из зевак! Некоторое время назад тоже лишился жены. Рэкетиры ее убрали. Решила женщина свое дело заиметь. Захотела жить получше. Два ларька приобрела. К ней рэкет заявился за своей долей. Она не захотела делиться, настучала в милицию. Этого ей не простили. Крутых на тот момент взяли, а киллер до сих пор на воле гуляет. Мертвых не судят. Но я всегда ей говорил: «Не желай большой кусок — подавишься!» Жена не поняла.
— Вы это и мне хотите сказать?
— Сергей! Моя жена пострадала за бизнес. А вы — за идею. Совершенно разные вещи — пузо и совесть. Но оглядитесь, кого защищаете? — указал на рыжего.
— Но ваша жена не воровала, никого не обманула, разве не обидно, что ее киллер на воле?
— Досадно. И все ж установился закон — живешь сам, дай дышать другому! Так выживают стаи — за счет сильного. Нам с вами не переломить это правило. Оно нынче в крови каждого.
— Если мы будем молчать, что ждет наших детей? — побледнел Платонов.
— Это все советские лозунги! Я от них отошел! Живу в реальном мире.
— Так что же советуете мне?
— Успокойтесь! Оглядитесь вокруг. Да, жизнь сложна, противоречива, но прекрасна. И ею, единственной, не стоит рисковать.
— Потому жирует рэкет, что таких, как вы, сегодня большинство. Смирились, согласились, живете, прячась по норам. А вас оттуда по одному, как тараканов, выколупывают. Нет, мне такой участи не надо. Покуда до последнего не отловим, не успокоюсь, — пообещал Платонов, сцепив кулаки.
— Жаль мне вас, много неприятностей придется еще пережить с такими убеждениями, — отвернулся собеседник.
Сергей слушал выступление адвокатов:
— Эти мальчики с самого детства характеризуются очень положительно. Начиная со школы — ни одной претензии. Все трое работали. И там ни одного замечания, ни прогула, ни опоздания. Рабочие уважали, а это немало. Хочу добавить, что обвиняемые сами не употребляли наркотиков. Их попросили передать пакет человеку, живущему неподалеку. Они даже не знали, что в свертке. Не смотрели! Конечно, если б даже предположили, никогда не взялись бы! Что же касается самого убийства, Платонова хотели остановить. Его вовсе не думали убивать. Он и теперь жив и здоров. А если б они были киллерами-профессионалами, не сидел бы он в зале суда.
— Повязали гадов вовремя! — отозвался Сергей.
Адвокат глянул на него поверх очков, усмехнулся какой-
то ядовитой улыбкой и продолжил свою речь. Платонов его уже не слушал.
Вот и закончились выступления, прения сторон, от последнего слова подсудимые отказались. Государственный обвинитель попросил для двоих киллеров пожизненное заключение, третьему — десять лет лишения свободы, всем по степени виновности.
— Вот видите, я был прав! — глянул Игорь Павлович на Платонова, когда суд удалился на совещание.
— Это прокурор! Суд еще не сказал свое слово, — отмахнулся Сергей.
— Они не пойдут наперерез друг другу! Одна у них стая. Все заранее обговорено.
— Но мнения могут не совпасть.
— Может, вы и правы, — посмотрел собеседник на Платонова вприщур.
— Будь у меня сейчас оружие, всех троих без жалости уложил бы, — выдал себя Сергей.
— А завтра сами оказались бы за решеткой…
— Зато отомстил бы за своих…
— А им эта месть нужна?
— Мне было б легче!
— Сергей, чем вы тогда лучше киллеров?
— Что? Я бы урыл гадов! Они кого убрали?
— Не спешите судить уходящих. Ведь пожизненное заключение гораздо хуже расстрела. Это смерть, затянувшаяся на целую жизнь и без малейшей надежды и просвета. Вы выиграли в том, что они познают муки, не сравнимые с вашими.
