— Тебе чего бояться? До армии лет десять в запасе. Вернись к своим, домой, — сказал Бронников и увидел ухмылки на лицах ребят. — Чего смеетесь?
— Давно отплакали!
— Так в чем дело?
— Да Тихону восемнадцать лет, а вы его за пацана приняли.
— Смеетесь! — не поверил Юрий Гаврилович.
— Вот этого — с макушкой. Все над ним хохочут. А пожалеть некому! — нахмурился Харитон.
— Он рахитом болел долго. Оттого не вырос, — сказал Эдик. И, глянув на Тихона, приобнял его: — Не горюй, Тишка! Вот когда цирк снова приедет к нам, уборщиками всех возьмут. Пусть платят мало, зато жрать от пуза будем снова. И с тобой не люди, обезьяны станут бананами делиться и жалеть тебя…
— А где же твои родители?
— Не знаю. В интернате до пенсии не держат. И об родителях не сказали. Может, я из лягушатника?
— Ага! Утопить кто-то помешал, — хихикнул Харитон.
Белобрысый молчун Захар, глянув на главврача, спросил:
— Можа, какое-то подсобное хозяйство у вас имеется? Мы всюду гожие!
— Ага! Целый морг в подсобье! Только мы там уже были, — напомнил Эдик.
— Захар! Ты тоже без семьи и родни? — спросил Юрий Гаврилович.
— Есть сеструха и кошка! Целых две бабы! Только вот толку ни от одной. Кошка совсем старая, а сестра глухонемая. Один я понимаю, чего она хочет. Ее никуда не взяли. Ни в больницу, ни на работу, и пенсии у нее нет. Сама за себя не скажет. Я неграмотный. Не знаю, куда идти и что сказать, да и кто слушать станет?
— А родители где?
— Сестра показала, что в железнодорожной аварии они погибли. Поезд с рельсов сошел. Сестра меня успела схватить и выскочила из вагона. Когда всех вытащили, родители были мертвыми. Сестра в тот день оглохла и онемела…
— У тебя есть жилье?
— Квартира! Даже очень большая. Только вот нет в ней ни тепла, ни света. Все у родителей осталось. С ними ушло.
— У нас один Федька счастливчик. У него отец и мать имеются. Нормальные чудаки. Дышали в городе, а потом смотались навсегда в деревню. И живут как два лопуха. Звали Федьку, тот не уломался.
— А почему? — спросил Бронников.
— У меня в деревне всю дыхалку заклинило! Весь распух! С глаз слезы, с носу — сопли. Мать поначалу ругалась, что я на солнце перегрелся, оказалось — аллергия! На всю деревню. Она так и не прошла до самого возвращения в город. Да и то: куда дальше оставаться, если глаза на лоб полезли от удушья?
— Выходит, и ты бездомный?
— Не-е, в деревне есть дом! — не соглашался Федя.
— То в деревне! А я о городе.
— Тут я вместе с пацанами! Чаще всего у Захара ночуем. Там никто не прогонит и не укажет.
— Сколько лет вы вместе?
— Давно! Лет десять корефаним.
— Больше!
— Вспомни, на реке увиделись!
— Так мы уже втроем были!
— Ладно! Чего мы спорим, мужики? — рассмеялся Юрий Гаврилович, заметив, как неуклюжий Харитон, отгородив от всех маленького Тихона, толкает тому в рот кусочки хлеба. Мальчишка глотал их, не жуя, как утенок, с жадной поспешностью. Харитон достал две сосиски, отдал их Тишке, тот, съев, прижался к Харитону слабым щенком и блаженно улыбался.
«Мало радости перепадает вам», — подумал главврач. Он оглядел ребят. Еще совсем недавно не знал их. А теперь сам удивлялся, как мог им отказать? Ведь вот и они ходят с горем под руку. Уже сколько лет. Неужели и дальше, и через всю жизнь?
— Эй! Мужики! Кто со мной? — повернул к больнице врач, и вся компания ринулась следом.
Вахтер, удивленный, вышел из будки.
— Пропустить всех? — спросил Бронникова.
— Непременно! Ты уж прости, Кузьма! Это настоящие мужики! Они с нами останутся работать и жить…
Показав ребятам душевую, определил их в бывшую подсобку, попросил Семку с Ромкой позаботиться о ребятах, накормить, проследить, чтобы помылись. И главное, не подпускать к ним больных.
Мальчишки, обгоняя друг друга, побежали в душевую. Они уже ожили, на их лицах цвели совсем юные улыбки. Им так хотелось верить, что все горести позади.
— Вот ведь и о еде забыли! — подметил Юрий Гаврилович. И тут же увидел Захара.
— Доктор! Глядите, там, в ведре, полбуханки хлеба! Можно мне взять? Сеструха уже два дня не жравши. Помрет, хоронить не на что…
— Бери, — кивнул согласно.
«А ведь не взял без разрешения, значит, совесть выше пуза держит», — отметил молча.
Захар вытащил хлеб, обтер его и, завернув в майку, побежал в комнату, отведенную для них, там живо сунул хлеб под подушку и, выскочив в коридор, помчался догонять своих.
Утром Бронников позвал Петухова, чтобы рассказать ему о ребятах. Иван Борисович вошел улыбаясь. Подал руку и спросил:
— Все ж дождались они вас?
— Другого выхода и впрямь не было.
— Я уже с ними поговорил. Объяснил, что к чему. Правила и требования втолковал. Все поняли. И результат готов! К семи утра все палаты и коридор чистые, ни единой соринки. Завтрак прошел спокойно. Мальчишки сделали все, как я велел.
— Как у них с больными? Контакты были?
— Только с Тарзаном. Как всегда! Он прыгал на светильник. Говорил, там его костер, у которого ждет Джейн. Но не достал. Со злости навалил кучу. Харитон ее убрал. Ну а Тарзан с претензией, мол, куда унес добычу? Зачем ее украл? Хотел выдавить из Харитона. Тот сбросил с себя Тарзана. Пообещал, если он и впредь будет оставлять добычу не там, где надо, воткнет ему в задницу раскаленные угли и, привязав за ноги, подвесит на лиане. Тарзан хотел спросить, как это сделает? Харитон мигом изобразил. Вопросов больше не было. Мужики сразу стихли. Тарзан даже от утренней прогулки отказался. Лежит на койке, укрывшись одеялом с головой. Даже не пристает ни к кому. Давно ли всех доставал? Видно, не понравилось кверху ногами болтаться. А ведь постоянно гадил то на стол, то в постель кому-нибудь. Теперь, думаю, Харитон отучит.
— Ты думаешь, что он симулирует болезнь?
— Я наблюдаю за ним. И выводы делаю…
— Какие, если не секрет?
— Юрий Гаврилович! Этот засранец никогда не гадит себе в постель. Не наложит кучу тому, кто сильнее и может вломить чужим. Не нассыт в тапки сильному. Это неспроста. Вдобавок, когда его тыкали в родное дерьмо мордой, он вытерся не одеялом. И еще… Он издевается над соседями, что слабее. Может ночью обоссать спящего. А потом будет звать санитаров и врачей, если его поймают и колотят хором.
— В мои дежурства такого не было, — сказал Юрий Гаврилович.
— А вообще кто он? Откуда взялся?
— Из переселенцев, не наш. Но суть не в том. Приступ эпилепсии случился с ним в столовой на вокзале. Он уже поел…
