— На мужика ты не похож. Будто чучело из огорода сбежало, — не могла сдержать смех.
Дамир сорвал с себя пластырь и, повернувшись спиной к жене, смазывал порезы. Он рассказывал Катерине, как к ним в дом влетел Шкворень.
— Я его никак не ждал. Только успел молоко процедить, мою подойник, слышу, дверь отворилась. Не поверил, потому что шаги во дворе не почуял. Откуда свалился этот дьявол? Я глазам не поверил, думал, мерещиться он мне стал. И шасть в комнату! Заглянул туда, растопырил пальцы на руках и к моему горлу. А сам как рявкнет: «Где Катерина?» У меня портки от тяжести вниз мигом упали. Ну, я про них запамятовал на тот момент, как рванул в окно. Камнем вылетел! С голой задницей наружу и враз к ментам. Говорю им: «Чего тут присохли? Кого караулите в моей избе бандитствует! Последнее уволокет! Ну, те как сорвались! Мигом в нашу избуху, а тут пусто. Не стал он их ждать, смотался, видно, огородами и сразу в город. Видел, как я к его хате побежал. Допер, конечно. Уже не скоро объявится здесь, если вообще когда-нибудь решится. По мою душу заявился гад. И тебя угрохать хотел заодно со мной за того бандюгу, какому в яйцы кулаком сунула. Обоих порешил бы! Да не удалось. Теперь бы самое время в его дом перейти, но нельзя без ордера. Власти не велят. А жаль. Ведь сколько мы с тобой натерпелись от ворюг горя, — сетовал Дамир.
Заметив, как побледнела Катерина, вовсе растаял, начал успокаивать. Но жена, будто не слыша его, взялась за домашние дела.
Вечером, взяв подойник, вышла в сарай подоить корову. И вдруг услышала над головой:
— К тебе я пришел, солнышко мое! Не смог больше ждать, соскучился.
Мужик спрыгнул вниз и, едва дождавшись, когда Катерина подоит корову, схватил, понес к куче сена, припасенного корове на ночь.
Баба забыла обо всем на свете: он с ней. Больше ей ничего не надо. Они не услышали, как открылась дверь в сарай. Изумленный Дамир, онемев на пороге, не мог понять, почему Катерина называет родным и любимым того, кто хотел его убить?
Дошло не сразу, а когда понял, в глазах молнии засверкали. Он мигом схватился за топор. В эту секунду Катька увидела мужа.
— Не смей! Не трожь! Я люблю его! — заслонила собой вора.
— Шлюха! — взмахнул топором Дамир.
Маленький человек способен не только на большие подвиги, но и на огромное зло, если его раздирает ярость. Говорят, что в низкорослых злоба вспыхивает с удесятеренной скоростью и силой.
— Ну, падла! — рванулся Шкворень к Дамиру, но получил топором по плечу.
Упал, окровавленный, прямо на Катерину. Ей попало топором по горлу. Женщина захлебывалась кровью, дышать ей стало нечем.
— Урою падлу! — попытался Шкворень встать, но не смог. Дамир обухом топора оглушил его и, выйдя из сарая, позвал оперативников, все еще сидевших в засаде дома у Шкворня.
— Ну, этому нет оправданий! Что значит ревность? Вы не молодой человек, опытный в житейских ситуациях. Прекрасно ориентировались. Иначе не пошли б так сразу за сотрудниками. Вы не имели права убивать жену! — говорил Михаил Смирнов.
— Чью жену? Она его называла любимым и родным. Мне в глаза сказала, что любит его. А ведь я поначалу подумал, будто он Катьку силой взял.
— Один на один? В такое нынче даже дети не поверят. И наша практика доказала, что от одного мужчины женщина всегда сумеет защититься. Тем более такая, как Катерина! — усмехался Смирнов.
— Я ж помог вам задержать бандюгу! Почему держите меня на нарах? Вы меня к награде обязаны представить! — возмущался Дамир.
— Вы не вора задерживали. Вы хотели убить соперника! Но не получилось. Он оказался крепче, чем вы думали. Вы нейтрализовали его, чтобы он не убил вас.
— Я хотел убить его! Но Катька помешала. Подставила себя…
— Дамир! Убивая жену, вы знали, на что шли, и делали это осознанно. Будь на месте Шкворня другой, и его не пощадили бы…
Дамир опустил голову.
Первые две ночи он никак не мог уснуть. Случившееся перевернуло, искалечило всю его судьбу и жизнь.
Да, он не терял рассудка и помнил все до мелочи. Всю дорогу до следственного изолятора сидел молча, один в кузове «ЗАКа». Нет, он ни на секунду не пожалел о случившемся.
«Убил потаскуху, суку подзаборную! Туда ей дорога! Променяла меня, своего мужа, на какого-то уголовника! А я столько лет с ней прожил! Жалел, заботился, вот и получил под дых от благоверной. Небось меня за все годы ни разу так не назвала, как того кобеля! Мне и невдомек было, что знала она такие слова. Ишь, разошлись неугомонные! Любимые, родные! Когда только снюхаться успели? — удивлялся Дамир. — Вот тебе и Катерина, деревенская баба! А ничуть не лучше городской потаскухи. Ладно мной не дорожила, но и о сыне не подумала. Ему каково теперь жить в этом городе, где все друг о друге знают всё. Эх, Алешка!» Вздохнул Дамир, забился в угол машины и не приметил, как скупая слеза выкатилась на грудь.
— Выметайся! — послышалось снаружи, едва машина остановилась.
— Чего отмочил?
— За что попух? — спрашивали мужики в камере, подсев к Дамиру.
— Бабу убил, — ответил глухо.
— Чью?
— Свою…
— Жену? За что?
— За блядство. С кобелем припутал и пришил топором.
— Обоих?
— Наверно…
— Ну даешь! У меня хрен больше тебя. И ростом я больше и в плечах… Как же одолел их?
— Видать, они бухие были. Он их и урыл, — подал голос мужик с верхней шконки.
— Сам ты косой! Оба трезвые были. Она пошла корову доить, а тут этот… Ладно б путевый мужик, так ведь вор. Первый гад во всем городе. Его милиция обыскалась, он же в транде бляди застрял. Там и накрылся!
— Лихо ты их! А бабе сколько лет?
— Ровесники мы с ней.
— Вот это бабец! Иль тебя ей не хватало?
— Хрен их душу поймет? Сучка всегда в течке, как барбос в блохах. Сколько ни ублажай, все мало.
— А хахаля тоже урыл?
— Видно, так. Хотя за него ни хрена не будет. Его менты всюду искали. Он ворюга! Главный в банде!
— Еще больше влепят. Этот им живьем нужен был. Урыть и лягавые смогли б!
— Да! За двоих вышку схлопочешь! Никто не глянет, кого угрохал. Главное, что урыл! Вот ежли б обоих живьем доставил…
— Так бы они дались мне! Баба, что конь! А и тот, кобель ее, не мельче. Я против них — блоха!
— Видать, злоба дала силу?
— А как же еще? Я с детства смирным рос. Да вот тут залютовал! Да разве не возьмет досада! Своими глазами увидел!
— Я свою бабу когда застал с кумом, обоих выкинул с избы под сраки. Себе через неделю новую привел. И живу! Стал бы из-за говна руки марать! — отозвался кто-то из задержанных.
