Влас так долго думал, как убить Смирнова, что, когда услышал его шаги за стеной, даже вздрогнул: «Еще живой козел! А я его уже в жмуры определил! Нет, хватит потроху кислород изводить…».
Он долго не мог уснуть. Все ворочался, понимая, что «малина» ни за что не простит ему лягавого, оставленного в живых.
Всю ночь во сне Влас убивал Михаила. Он душил, топил, вешал следователя. Он торжество вал, что наконец рассчитался с ним за все, но… убитый Смирнов оживал и, превратившись в медведя, бросался на Меченого. Рвал, грыз, терзал. Утром Влас встал весь измочаленный. Вспомнил ночные кошмары, зло выругался: «Из-за поганого лягавого весь сон кувырком. Чтоб тебе, мусоряга, по самые уши досталось!» Сплюнул мимоходом на крыльцо Михаила.
Смирнову вовсе не хотелось возвращаться домой. После отъезда Дамира в доме стало пусто и тоскливо. Никто не приготовил завтрак, нет воды в ведрах, остыла печь. Никто не просушил телогрейку. В комнате сыро и холодно. «Завтра выходной, сегодня уж как-нибудь перетерплю!» — махнул рукой на все и пошел на работу. Вечером его позвали в баню. Возвращаясь, заметил свет в своем окне, дым из трубы. «Полина сжалилась», — подумал Михаил, но, открыв двери, увидел Валю. Она уже помыла полы, возилась у печки, по-домашнему закатав рукава.
— Вот Золотарева попросила вам помочь, — покраснела девушка.
— Не стоило. Когда ж теперь домой вернешься? Идти далеко. Родители будут беспокоиться.
— Я позвонила, предупредила, что сегодня заночую здесь, а утром приду!
— К Полине пойдешь?
— Зачем? У вас свободная койка, а я хочу сегодня в баню сходить здесь. Распаренной не хочется рисковать и выходить на холод. Вы не думайте плохого! Я не помешаю…
Михаилу сразу расхотелось оставаться в доме. Он стоял в растерянности, не зная, что ответить. Решение Валентины остаться ночевать у него не обрадовало.
«С чего ей эдакое в голову стукнуло? Зачем? Ну почему именно у меня? Шла бы к Полине или к Анне! Ну к Лиде!»
— Вы не хотите, чтобы я тут осталась?
— Честно говоря, твое решение неожиданно! Зачем тебе или мне лишние домыслы, предположения? Лучше у других. Пойми правильно.
— Так ведь я не одна, сейчас Саша придет. Мы с ним вместе к вам! Или вы против?
— Если с Сашей, милости прошу! — вздохнул Смирнов, посетовав в душе на местную бесцеремонность. Он совсем иначе распланировал этот вечер, а тут вторглись чужие, хозяйничают, как у себя. Он невольно сморщился и, разувшись у порога, словно в гостях, прошел в комнату.
Валя мигом поставила перед ним борщ, жареную рыбу и чай.
— Сама чего не садишься ужинать?
— Сашку дождусь. Он любит париться. Позже всех из бани приходит. Работа у него сами знаете какая! Пока отмоется!
Валентина смотрела на Михаила, словно изучала его. У Смирнова кусок в горле застревал. А она говорит:
— Вы не спешите, пусть остынет немного. Не обжигайтесь. Если хотите, я все время готовить буду для вас. Меня мама с семи лет учила по дому управляться. Правда, борщ вкусный? И рыба отменная. К ней жареных грибов не хватает. В другой раз принесу. Сушеных. Размочу их, а потом пожарю в сметане.
— Не надо, Валя, не беспокойся. А то избалуете, я и останусь здесь, не захочу возвращаться.
— А вас ждут на материке?
— Нет. Теперь уж никого не осталось.
— Совсем-совсем? Тогда зачем уезжать?
— Там я родился…
— Ну и что? Я тоже не здесь родилась. Никто из наших не родился здесь, но уезжать не хотим.
— Валюша, есть другая причина, самая веская. Я хочу добиться там признания своей невиновности.
— А зачем? Важно, что вы сами в том уверены.
— Мне нужно очистить имя свое.
— Для чего? Чтобы вернуться в милицию?
— Нет, я уже сам туда не хочу, но имя… Его я верну себе прежним, чистым.
— Странный вы человек!
— Почему?
— Возвращать имя, чтоб самому поверить в его чистоту? Бред какой-то!
— Не самому, а оклеветавшим меня!
— Они и так знают!
— Но ведь меня осудили, и перед законом я — преступник, поэтому хочу доказать…
— Кому? Закону? Да бросьте, Миша! Ничего не докажете. Истреплете нервы, потратите время, а пока результата добьетесь, он уже перестанет быть нужным. Сберегите силы и пожалейте себя.
— Нет! Я должен доказать свое!
— Кому?
— Всем! Всем, кто меня опозорил! Пусть они будут посрамлены! Истина проявится. Теперь я знаю, кто и почему подставил!
— Михаил! Может, я и не все понимаю, не много знаю о вас, но ваш враг — время. Чем больше его пройдет, тем меньше шансов! А в итоге потраченные силы, здоровье и время не окупят результат.
— Что ж предлагаешь? Оставить все как есть?
— Конечно. Если вас никто не ждет, ради кого стараться? Самого себя по голове гладить — дело не мужское. А врагов накажет сама судьба. Да так, что вы удивитесь.
— Я — реалист и не смогу сидеть сложа руки.
— А вы не сидите! Прежде всего наладьте жизнь, свою, личную, чтобы не застревать каждый день в прошлом. Пора позаботиться о будущем. Пока не опоздали.
— Валь, ты о чем? — удивленно глянул на девушку.
— Семью вам нужно: женщину, которая любила бы, заботилась и помогала.
— Вот в этом безнадежно опоздал. Годы ушли. Теперь никому не нужен. Стар стал, семьей обзаводятся гораздо раньше. Да и кто согласится стать женой условника? Тем более здесь?
— А чем вы хуже других?
— Я не о том, но тут нет ни одной женщины моего возраста. Я имею в виду свободной.
Валентина покраснела.
— Но вы ведь ходите к Лиде?
— Она — девочка! В дочки мне годится. О чем ты? Я и в мыслях не предполагал ничего подобного. Мы просто общаемся. У нее есть в поселке парень, она его любит. Я на личную жизнь не посягаю. Лида — прекрасный человек, она будет хорошей женой, но не моей. Я никому не хочу навязываться и мешать. Себя считаю неудачником. Я потерпел крушение из-за своей нерешительности. Мне надо было давно порвать с женой, когда понял, что не любит. Все медлил, ждал, откладывал. Зачем? Теперь понял, но не вернешь то время!
— А ваша жена была красивой?
— Тогда мне она казалась лучше всех!
— Вы изменяли ей?
— Нет. Этого не было ни разу.
— Она вам пишет?
— Зачем? Теперь замужем за другим. Родила сына. Все просто и понятно.
— А вы ее любите?
— К сожалению, это чувство прошло у меня очень скоро. Я не увидел взаимности и сам остыл к ней. Так что нет у нас взаимных обид, не получилась семья… И я теперь, как старый парусник в бушующем море, открыт всем ветрам и бедам, оплеван и осмеян. Не знаю, Валя, к какому берегу прибьет меня? Где брошу якорь? Пока чувствую себя никому не нужным.
