— Твоими руками сегодня лишь параши выносить! — зло улыбался Привидение. И, подойдя вплотную, заговорил жестко — Ты многое знаешь о нас. И если что — за спасение своей шкуры ни с кем из нас не посчитаешься. Я это знаю. Отколовшиеся всегда были наводчиками мусоров. За то вас и пришивают «малины», чтоб не иметь против себя свидетелей. Тебе это хорошо известно. Так вот, Дядя, ты меня знаешь не первый день. Если я обещаю — делаю. Не станешь живцом, будешь жмуром. Ну, а чтобы не вздумал заложить, помни: сегодня всюду за тобой хвост вырастет. Мои кенты. Оберегать будут. На случай, если заложить решишь. Иль чтоб случайно тебя кто не обидел. Нам твоя плешивая голова нынче очень дорога, как сам понимаешь.
— Смешной ты! На дело посылаешь, а сам не веришь, — с горечью признал Григорий.
— В таком деле заложишь если, то не нас, себя. И передо мной, и перед Кляпом. Вдвойне. Все я высчитал. А удастся тебе — живи спокойно. Забудем мы Дядю. Да еще и помогу тебе. Чтоб свой кусок имел, не заглядывал бы в руки бабы.
— А сколько дашь? — не выдержал Дядя.
— Если все гладко — пять кусков.
— А коли они меня покалечат?
— Если пришьют, на твои похороны и поминки три куска бабе дадим. Коли живой, но увечный, и Кляпа упустишь — ни хрена. А если его, гада, заманишь, любую царапину оплачу. Даже на каждую шишку по куску дам. И сверху — пять. Это заметано.
— Куш обещанный невелик. Сам это понимаешь. В «малине» твоей доля моя немалая. В общаке. Я ее у тебя не требовал. По ты-то ею воспользовался. Там во много раз больше того, чем обещаешь мне. Да еще и грозишь, падла, — багровел Дядя.
Привидение побелел от ярости. Он растянул в улыбке губы, обнял Григория за шею, как брата. И, ухватив пальцами горло, сдавил немного:
— Ты что ж, решил, что выложив тебе такое, выпущу несогласного живым? Да я ни одного кента не пощадил бы сейчас! — сдавливал горло сильнее.
Дядя знал, что затевать драку бесполезно — по зову Привидения накинутся скопом — живым не выпустят. Как мало воздуха… Но чтоб его было много, нужно согласиться. Моргнуть, кивнуть головой, и отпустят его эти пальцы. Ох, как хочется жить. Жить спокойно, без кентов, «малин» и дел. Но, может, это дело и станет последним. И тогда… Вот же решил отойти навсегда. Себе слово дал… Ком в горле или пальцы Привидения снова впились? Совсем нечем дышать. Туманится в глазах. Дядя мотает головой, вырываясь из рук смерти.
— Ну так бы давно, а то ломался, — услышал он, теряя сознание.
Очнулся Дядя нескоро. За окном уже стемнело. Он лежал на диване с мокрой тряпкой на сердце. Рядом с ним сидел Привидение и, матерясь на чем свет стоит, брызгал Дяде в лицо водой из кружки. Когда тот открыл глаза, главарь «малины» сказал с укором:
— Заставил меня выхаживать откольиика. Это ты мне брось — откидывать копыта без пользы. Ты — фартовый, нам сдыхать самой фортуной положено только в деле.
Григорий тяжело встал.
— На, промочи горло. Да давай все обговорим. Дело это обмозгуем, — протянул коньяк Привидение.
Григорий сделал жадный глоток — горло словно обожгло. Он отставил бутылку, продохнув, присел к столу.
— Кляп этот даже парики имеет разные. Потому, падлюга, рожу меняет. Но медвежатников у него средь кентов нет, а потому, чую, он к тебе с подлинным обличьем нарисуется.
— Если Кляп такой осторожный, не пойдет ко мне, покуда не пошлет кентов впереди себя, — рассуждал Дядя.
— Пусть так, но не противься и он тебе встречу назначит. Тебе Кляпа в горсад надо заманить. Там мы его на себя возьмем.
— Он же твоих знает. Враз смекнет. Да и не пойдет он со мной в горсад.
— А ты не торопись. Познакомься. Приручи его к себе. Пусть он тебе поверит. А уж потом обговорим, где его накрыть, — предложил Привидение.
— Да захочет ли он со мной знакомиться? — засомневался Дядя.
— Ему нужны кенты, хорошо знающие Оху, но не связанные с нами. Он таких ищет. Ты для него — находка! Понял? Если б ты не прятался, он давно бы на тебя вышел, — убеждал Привидение.
— Ну, а узнает, что я кентовался с тобой?
— Это давно было. Твой откол для него не секрет. Ведь прежде чем к тебе своих подослать, он все узнает, подноготную наизнанку вывернет, лишь потом подойти решится. Хотя о тебе он уже наслышан. Уверен я в том, — убеждал Привидение.
— А если в дело фаловать станет, придется идти.
— Сходи. Но и нас не забывай. Может, на этом его проще пришить будет, — говорил главарь.
— Кенты его глаз с меня не спустят. Как тогда?
— Почтальонами иль сантехниками мои станут наведываться к тебе иногда. Ты им и шепнешь.
— А коль не успею. Увезут?
— Мои на железной дороге, на станции дежурить будут.
— Ну, а поймет, что я от тебя?
— Не поверит. Не видел тебя с моими нигде. Да и наслышан, что мы с тобой теперь не кентуемся.
Дядя, откинувшись на спинку стула, долго думал.
Последнее дело… Оно — как последняя дань «малины»— прощай и прости… Заманчиво. Конечно, непросто согласиться, но и отказаться — нельзя.
Григорий перебирает в памяти каждый день, прожитый в тиши, без кентов. Их так немного набралось. А жизни осталось, наверное, и того меньше. Что уготовано ему в этом последнем деле, на какое, как в зону, идти не хочется?
— Так, значит, — заметано, — встал Привидение. И положил перед Дядей три сотенных: — Это тебе на ужины.
— Купюры помельче дай. Пятерками иль трояками. Да не новые. Что постарей, поизмятей. Откуда у меня стольникам взяться? И еще знай: в ресторан я не пойду. Нет у меня доходов на него. Туда лишь фартовые ходят. Мне и карман, и осторожность такое не должны позволить. Кляп твой меня ни в чем не должен заподозрить. Так что я свой ход сам обдумаю. Ты о том будешь знать. Но кентов своих не вешай мне на пятки. Завалят все. Если в дело взял, на руки не цепляй браслеты.
— Ладно. Только, слушай сюда: Кляпа, даже ненароком, сам не пришиби. Мне его оставь.
Провожая Дядю до двери, Привидение сказал тихо:
— Деньги от бабы спрячь. Подальше от расспросов.
Дядя шел домой по тихой, засыпающей улице. Поеживался
от ночной прохлады. Придумывал отговорку для сожительницы. И размышлял, как предупредить Ярового?
Григорию теперь, как никогда, нужен был совет Аркадия.
— Стой, фрайер! — резкий удар по голове едва не сбил с ног у самого подъезда дома. Григорий отскочил к двери. И тут же поддел почти наугад кого-то кулаком в челюсть.
— А, падла! Фартовых бить! — рыкнуло сзади.
Рука Дяди сорвалась сама. Удар второму пришелся в висок.
— Кенты! Да это ж Дядя! — приглушенно опознал кто-то Григория в ночи.
