— Вором не всякий сможет стать. А вот душегубом — практически каждый, — уверенно вставил Берендей.
— Это как же? — не поверил Федька.
— Защищая собственную шкуру от верной смерти, за свою семью, за детей, за свой дом — никто ничего не пожалеет и не пощадит. Человек человека чаще по глупой злобе убивает. Страх за случившееся прижмет его уже потом, когда исправить ничего нельзя. Убивают за лишнее слово, за унижение. И совсем не всегда убийца — зверь…
— Ну ты загнул! Убийца — не зверь. А кто ж он, герой? — встрял бригадир охотников.
— Случается и так! Вот кто-то найдет этих троих. Возможно, убьет всех, если будут сопротивляться. И станет героем средь вас, потому что избавил от уголовников. И никто не вспомнит, что он души загубил без суда… Сразу. И — никакой ответственности за убийство.
— Чего захотел… Бандитов в белых перчатках ловить надо? Да их как бешеных собак надо отстреливать и на столбах вдоль дороги развешивать, чтоб в пургу не сбиться.
— А что эти трое вам лично сделали такого, за что их убить надо? Вы хоть в лицо их видели? — не выдержал Харя.
— Нет. Ну а при чем мы? Другим они горе принесли. За Доброе не судят, — наперебой отвечали охотники.
Берендей по-недоброму оглядел их. Покачал головой и проговорил глухо:
— Кто может судить другого, если самого себя до конца не познал…
— Послушай, Берендей, но ведь эти трое уже полгода скрываются где-то. Когда по радио передали, сколько они делов натворили за время побега, у нас волосы дыбом встали.
— Это верно! Ни детей, ни стариков не щадят…
— А эти уголовничкам зачем? У них башлей нет. Харчей не выпросишь. Помехи не утворят. Это уж утку подпустили, припугнуть, чтоб боялись и помогли найти. Зачем зэку лишний грех на душу? — не верил Берендей.
— Потому и убивают, что им уже, говорят, терять стало нечего. И чтобы свидетелей разбоя не оставлять.
— Значит, лишиться головы — это ничего не потерять? — зло рассмеялся фартовый.
— Говорят, что они даже пытались в Японию уйти. Судно едва не захватили в Холмске. Их чуть не поймали тогда.
— До Ново-Тамбовки им все равно не добраться. Так что любимый город может спать спокойно, — ухмыльнулся Харя.
— Не зарекайся, раз такое у нас передали, значит, уголовники где-то неподалеку, — осек Федьку один из охотников. И указав на дробовик, пообещал — Коль встречу урок, не уйти им от меня.
— Говорят, они в Южно-Сахалинске много дел натворили.
Федька встал, как вкопанный, у койки. Оглянулся на Берендея. Тот понял молчаливый вопрос:
— А может, они ту бабу пришили?
— Зачем она им была нужна… Убийство без смысла и цели? Такого не бывает, — размышлял Берендей.
Покурив, попив чаю, охотники ушли в свою палатку, а поселенцы еще долго обсуждали услышанное.
Сошлись на том, что Дядя уж конечно слышал о сбежавших.
— Не дал бы Дядя разгуляться фрайерам на своей территории, не уступил бы никому свой навар. А главное, за чужие дела не захотел бы подставлять свой калган и своих кентов. Так что вряд ли это чужие. Подлили мусора масла, мол, уголовнички сбежали, а это свои, фартовые, — говорил Берендей.
— Но мужики сказали о приметах.
— Туфта все это, — отмахивался фартовый, выкуривая около печки свою последнюю папиросу на ночь.
— А я чую, что не брешут они, — от чего-то поежился Харя.
— Да наши тыквы с чего трещать должны? У нас захоти, и то взять нечего. Замокрить я и сам смогу кого угодно. Было бы за что! — хохотнул Берендей и добавил глухо — Если это не затравка, на живца, то кенты что надо. Из Александровской тюряги сорваться немногим удавалось. Там тридцать два запора надо снять, чтоб во двор выйти. А уж смыться… Это все равно, что одесский банк среди дня ограбить без единого выстрела и крика и не быть ни в страхе, ни в розыске. Там одному невозможно уйти. А троим и подавно… В той тюряге Сонька-золотая ручка была. Там она и кончилась. Но и она шесть раз в бега кидалась беспонтово.
— Но все ж удавалось оттуда уйти?
— Фартило иным. Мало кому. Сахалин! Тут если с тюрьмы слиняешь, с острова никуда не смоешься. Все равно, рано или поздно, накроют лягавые.
— А как же ты? Держал в Южном несколько «малин», был паханом. И тебя не могли взять? — не понимал Харя.
— Пока официально за мной не ходит дело, дышу спокойно. А как зашились мои, попал на подозрение — тогда хана. Начинают всякие фрайера на хвост садиться.
— А почему об этих троих Дядя ничего тебе не говорил?
— Значит, нет таких. Утка все это. Спи, — отвернулся Берендей и вскоре захрапел на все зимовье.
Утром фартовый вместе с охотниками пошел долбить лунки. Федька остался в зимовье. Но из головы никак не уходил вчерашний разговор.
Странной показалась Харе реакция Берендея. Когда охотники назвали приметы сбежавших, Харя увидел, как дрогнули плечи фартового. Значит, кого-то, а может и всех троих, знал Берендей. Иначе не стал бы исподволь выспрашивать подробности сообщений по радио. «Для чего они ему? — ломал голову Харя: —Полгода скрываются. Значит, ксивы имеют», — думал он, прибирая в избе. И резко отскочил от внезапно открывшейся двери. В избу вошли два милиционера.
Поздоровавшись и спросив разрешения, прошли к столу. Поинтересовались здоровьем, похвалили порядок в зимовье. Харе словно маслом душу помазали. Чаю им налил.
С чего Федьке на них злиться? Эти поселенцев не допекают. Впервые приехали. Ведут себя совсем по-человечески. Даже сапоги обмели от снега прежде, чем в зимовье войти. Культурные. И спрашивают нормальное:
— Как живется? Никто не беспокоит? В чем нужду имеете? Какие просьбы будут? В чем нужна помощь?
И только один вопрос насторожил Харю:
— Приходил ли к вам или Берендею кто-нибудь из прежних знакомых?
Федька, понятное дело, отрицал. Сказал, что с прошлым они с Берендеем завязали напрочь. Что у самого Хари нет и не было знакомых, а Берендей всех позабыл, решил отколоться от фартовых по возрасту. Мол, надоело ему кочевать из «малин» в зоны. Хоть здесь впервые оценили по-настоящему спокойный сон и свой хлеб.
Милиционеры, слушая, согласно кивали головами.
Умытый, постриженный, выбритый Харя в чистой рубахе и домашних портках производил впечатление болезненного, но спокойного мужика.
— Знаете, мы, собственно, пришли предупредить вас… — и точь-в-точь пересказали Харе услышанное от промысловиков.
Поселенец деланно удивлялся.
— Возможно, они объявятся в наших местах. Кто знает, ничего нельзя исключать. Вероятно, Берендей может знать кого- либо. Этих преступников надо задержать во что бы то ни стало, — просил Харю тот, который постарше. А второй милиционер добавил:
