Пан поднял руку и показал на распадок. И в эту секунду грохнул выстрел.
Берендей, уже бросившийся на знак Пана, остановился.
— Кто стрелял? В кого? — оглянулся по сторонам. Из-за торосов увидел направленные на берег стволы. Один, второй, трети… Пана нет. Убежал? Или угрохали падлы? Но ни тени вокруг. Лишь белый-белый снег укрывает сединой старые головы сопок. Он искрится, хрустит под ногами солью. Он такой холодный, что на нем дышать больно.
«Что же это? Где Пан?» — упрямо шел к берегу Берендей.
— Стой, фартовый! Стой, сволочь. Убью! — крикнул Подифор и выстрелил из карабина по ногам. Мимо. Попугал.
«Неужели ухлопает? Хотя кто я ему? Таких он видел. И коль пот говорит, темнить не станет. Ему замокрить меня, что два пальца обоссать, нигде не дрогнет. Он с мусорами заодно. Теперь заложит. И уже не отмахнусь. Выходит, я у всех под надзором дышал», — стоял Берендей, как вкопанный.
— Вернись! Иди сюда, говорю! — орал бригадир осипшим голосом.
А у фартового плыли перед глазами радужные круги. С чего бы это? Никогда такого не случалось с ним. Фартовому не по себе стало.
— Ложись! — услышал Берендей чей-то знакомый голос, но не узнал его. Кто кричит, фрайера или фартовые? Сунулся ликом в снег. Над головой прогремели выстрелы. Кто в кого?
— Я тебе, говно! Ишь, нелюди! Зверюги проклятые! Пристрелю за милую душу, мать вашу… — ругался Подифор где-то рядом, перезаряжая карабин.
— Трое их! Видишь, уходят в распадок! — кричал кто-то. И снова разодрали тишину выстрелы.
Берендей поднял голову. Пуля сбросила шапку с головы.
— В своего стреляют, козлы!
— Был бы свой, не стреляли бы, — обрубил Подифор.
— Смотри, Харю выволокли из зимовья! — ахнул кто-то.
Берендей вскочил:
— Не тронь Федьку! Оставь его, Пан! — заорал фартовый диким, осипшим голосом.
В ответ выстрел. Прошил телогрейку на рукаве.
— Ложись, Берендей!
Но от зимовья доносился крик Хари: упирающегося, в одной рубахе его волокли в распадок двое.
Берендей, перескакивая торосы, мчался на выручку Харе. На ходу зарядил двухстволку. Приладил ее на плечо. Взял на мушку Пана. Выстрелил сразу из обоих стволов.
И прежде чем облако дыма успело раствориться, понял, что задел всерьез пахана.
— Эй, фартовые! Отпустите Харю! Иначе всех замокрю, падлы!
Но Лунатик и Белое Эхо, подхватив Пана, толкали Федьку уже за скалу.
Выстрел Подифора задел кого-то из них.
— Окружай их, мужики, — приказал Подифор и в несколько прыжков выскочил на берег.
Берендей мчался напролом.
Руки автоматически заряжали ружье.
— Стой! Падлы! Не слиняете, хмыри! Накрою выблядков! — орал фартовый.
— Берендей, выручай! — захлебывался голос Хари.
Поселенец, услышав его, вскарабкался на сопку. И все беглецы оказались перед ним, как на ладони.
— За что? Ведь я им подсос предлагал. Не засветил, не ссучился. А они вон как! — хладнокровно целился Берендей.
Коротко вскинув руки, воткнулся головой в сугроб Лунатик, Белое Эхо, увидев фартового над собой, молча поднял руки.
— Хиляй сюда! — коротко приказал ему Берендей.
Едва тот нырнул рукой в карман, фартовый выстрелил. Белое Эхо, переломившись пополам, сел в снег.
— Хиляй! Не то вмажу полным зарядом. Без темнухи. Иль жопа примерзла? — орал Берендей. — Харя, врежь фрайеру, чтоб веселей шевелился.
Федька показал связанные руки. Берендей спрыгнул вниз. Он видел, как в распадок со всех сторон посыпались охотники.
Белое Эхо вскочил в ярости. В секунду оценил ситуацию:
«Десяток дюжих мужиков, все охотники. Им на пути не попадайся. Эти не промажут. Всю жизнь убивают зверей. А кто для них беглецы? Звери. Значит, тоже — работа. Ничего, что на двух ногах. Медведь вон тоже иногда встает на задние. А тут еще Берендей! От него не смоешься. Спешишь? Торопишься своего уложить?»
Белое Эхо собрал в комок последние силы. Сдавил в руке финку, выручавшую не раз. Но Харя увидел. Бросился под ноги. Сшиб. Белое Эхо не смог остановить руку…
В следующую секунду беглец задыхался в руках Берендея.
— За что Харю, падла?
Руки Белого Эха хватались за Берендея, ловили малейшую опору.
— Дай его сюда! — услышал фартовый голос Подифора.
Берендей сунул полузадушенного беглеца в руки бригадира, склонился над Харей.
— Они меня долго мучили. Деньги, ксивы требовали. Думали, что у нас паспорта имеются. Когда увидели, что только справки об освобождении из зоны — били. Одежду всю взяли. Я не давал. Отняли все. Потом ты видел. Прикрытием взяли. Чтоб уйти целыми. Ты не злись, Берендей, не сумел я наше защитить. Их много, — захлебывался кровью Харя.
Фартовый поднял Федьку на руки. Тяжело переступая че- рез коряги, понес в зимовье.
— Оставь меня, Берендей. Не возись со мной. Я тут хочу, па воле. Будто совсем свободный. Зимовье — поселение. А тут я как человек отойду. Мне совсем не холодно и не больно. Только тебя жаль. Кто ж тебе стирать теперь будет и жратву варить? Баба тебе нужна. Ты не бойся человечьей жизни. Завяжи с фартовыми. Слышишь? Они — звери…
— Ты потерпи немного, Федь. Не гоже нам тут оставаться. Зимовье — не зона. Мы его сами строили. Как смогли. А в своей хате стены помогают. Глядишь, одыбаешься и в этот раз, — уговаривал Берендей.
Харя был легким, как сухое деревце. Теряя силы, он всхлипывал от страха. Сжимался в комок:
— Хотел сеструх увидеть. Материну могилу. Поклониться им. Да не вышло. Пусть простят.
— Не канючь. Уже дома, отлежишься и лафа.
— Ксивы возьми наши. И деньги. Они у пахана их него. Не забудь, — напомнил Харя. И тихо охнув, отвернулся от Берендея.
Фартовый осторожно положил его на лавку. Расстегнул рубашку.
Финка торчала из тела Хари. Ее Берендей опасался вытаскивать сам.
— Пить хочу, — просил Федька.
Фартовый, открыв дверь, позвал Подифора. Тот только что вернулся из распадка. И на зов Берендея бросился бегом.
— Федьке плохо, — указал на Харю фартовый.
Бригадир глянул на Харю. Потрогал лоб, пульс. Помыл руки. И, попросив чистое полотенце, стал перед лавкой на колени. Осторожно, медленно вытаскивал из тела поселенца финку.
— Спирт возьми в палатке. Мужики покажут, где стоит. Быстрее иди. И бинт прихвати, — сказал фартовому.
Когда Берендей вернулся, бригадир еще вытаскивал финку, тихо разговаривал с Харей.
