Это она виновата! Таких случайностей не бывает. Ирония судьбы, а может, Бога, а может, дьявола. За то, что малодушно отказалась от любви, за то, что вышла замуж не любя – наказаны Алеша и Егор.
Егор… В своих терзаниях Ася все глубже уходила в прошлое. И ценность давних воспоминаний росла, а недавние казались суетными и незначительными. О Егоре она вспоминала все чаще, об Алеше и даже безымянном малыше – все реже.
Эти сумерки сознания толкали ее в омут. К счастью, она плохо помнит тот месяц – конец августа, начало сентября – когда мужчины в ее постели менялись почти каждый день. Ей сладко было представлять Егора на их месте… Господи, какой стыд. Неудивительно, что год спустя ее накрыла волна странных снов.
И неудивительно, что в том первом сне она поверила сразу. Она отвела руку со стаканом, задумчиво потрогала синюю наколку «Вася». Пришелец поставил стакан на пол и спрятал руку в карман.
– Это не мое. Это таксист такой попался! Я все тебе объясню…
Ася обняла незнакомца за шею, – нет, кто бы мог подумать! – и прошептала, чувствуя, как смыкаются его руки:
– Это правда? Разлук больше не будет?
Этот сон Ася вспоминала весь день. Чудесный сон. Когда она проснулась, то плакала от счастья. Нет, она больше не боялась воспоминаний. Она отпускала их, они – ее. Она выздоравливала.
И надо же было этому идиоту, этому коновалу доктору Зимину ляпнуть:
– Ася, а почему вы никогда не говорили, что ваш муж Алексей Мишкин и ваш бывший одноклассник Егор Гобза погибли, столкнувшись друг с другом?
67
Я босиком ступал по холодному песку. Сурок шла впереди. Узкие следы отпечатывались вдоль кромки воды, но волны лениво слизывали, стирали их с берега. Ветер с залива теребил бахрому ее белой шали.
Кончался август. Пляж был пуст. Лишь чайки делили добычу, скандалили, жалобно кричали над серой гладью. Мелкие ракушки больно впивались в пятки. Мой таксист любит хорошую обувь и не привык ходить босиком…
Сурок бросила на меня взгляд через плечо и вдруг, ловко балансируя, побежала по скользкой каменной косе. Она остановилась на самом большом камне, и концы шали заполоскались на ветру, как крылья.
У меня так ловко не получилось. Я оступился в холодную воду, намочил джинсы, чертыхнулся. Но все-таки добрался до нее, схватил за руки…
Она откинула голову мне на плечо.
– Снова жмуришься? – упрекнул я.
Сурок виновато вздохнула:
– Мне так легче верить, что это ты. А когда открываю глаза – вижу незнакомца. Но к вечеру я к тебе привыкну. Как всегда…
– Это я… я… – шепнул я в розовое ухо. – Считай, что я просто переоделся.
Уже две недели я безвылазно жил на Земле. Ведь если вернусь в Атхарту, придется отдать Самиру доступ.
Поначалу я беспечно эксплуатировал мою первую жертву три дня подряд. Потом заглянул в ту щель, куда я загнал его душу, и перепугался: там было пусто. Парень спятил. Управлять его телом стало тяжело – все равно что тащить мертвеца. Это случилось на ночь глядя, и я второпях искал на опустевших улицах хоть сколько-нибудь достойную замену. Не мог же я уложить в постель к Сурок бомжа или наркомана.
После этого я стал осторожнее и каждый день менял тела. Поутру я гнал таксиста на охоту за сменщиком. Меня не беспокоила судьба отработанного материала. Я бросал этих бедолаг прямо на улице, в полном беспамятстве: они не помнили, как провели предыдущий день. Ничего. Сходят в церковь или к психотерапевту – и все будет хорошо. Да и не мои это проблемы.
Сурок относилась к этому иначе. Это естественно, я был рад, что она не разделяет мой цинизм.
Однажды в самый неподходящий момент у меня прихватило сердце. Дохлый таксист попался. У меня были все шансы буквально умереть от любви. И я в ужасе требовал от Сурок валидол, нитроглицерин или что там принимают в таких случаях. Я страшно испугался. Умри сейчас мой таксист – и я мигом окажусь в Атхарте. И кто знает, смогу ли снова выбраться на Землю.
Когда приступ миновал и мы лежали рядышком, как пожилые супруги, Сурок спросила:
– А что происходит с человеком, когда ты в нем?
– Не знаю, – признался я. – Образно говоря, его душа забивается в уголок, пока я занимаю ее место. Больше ничего объяснить не могу.
– А много мертвых так ходит по Земле?
Ее вопрос меня обидел. Я возмущенно сказал:
– Послушай, что за мысли?! Много, мало… Не думаю, что много дураков, готовых убежать из рая ради девчонки.
Я демонстративно отвернулся к стене. Она меня тормошила, смеялась, целовала. Но потом снова спросила:
– Но с ними все будет в порядке?
– А что с ними сделается? Этот вот неудачный. А так – они у нас вкусно едят и пьют, гуляют на свежем воздухе и занимаются любовью с самыми красивыми женщинами на свете.
– Но это насилие, – настаивала она.
Я ответил резко:
– Так пусть расслабятся и получают удовольствие. Или ты хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, нет! – испуганно твердила она, осыпая меня поцелуями.
И я понял: скажи я Сурок, что мои таксисты умирают один за другим – она все равно продолжала бы жадно меня ласкать. Я был безумен – и сводил с ума ее. Что ж!. Невелика цена за мое ослепительное счастье!
Так вот что значит – жить полной жизнью… Чтобы каждая клетка кожи трепетала от прикосновения крыла бабочки. Чтобы слезы из глаз от глотка холодного пива. Чтобы голова кругом от запаха женщины. Оказывается, раньше я был слеп на все пять чувств. Только в юности иногда случались короткие прозрения… Стоило умереть, чтобы потом так воскреснуть!
Мы с Сурок взахлеб наслаждались друг другом. За пару дней мы наверстали все упущенные годы – и не остановились на достигнутом. Мы гуляли в пригородах, не замечая, как уходит лето. Если попадался таксист с машиной, мы сибаритствовали. Если нет – ехали в электричке. Мы говорили до хрипоты. Я рассказал ей всю свою жизнь в Атхарте – обстоятельно, до мелочей, словно диктовал мемуары. Рассказал и про Мишкина. Я не ревновал ее. В нашей любви существовали только двое – я и она. Все остальные – числа другого порядка. Вот почему у меня в голове зародилась мысль…
Впервые она мелькнула в конце сентября. Мы прочесывали очередной парк, дурачились, валялись на траве. Я разжился особенно красивым телом двадцатипятилетнего парня. Ася, смеясь, говорила, что ей неловко выходить на люди с таким молодым кавалером. А я утверждал, что никто и не заметит разницы в возрасте. Мы такая красивая пара!
В сентябре уже рано темнеет. Так приятно после долгой прогулки зажечь на кухне лампу с красным абажуром и пить чай… Но в тот день мы поступили иначе.
Мой таксист оказался обладателем не только приличного «мерса», но и содержательного бумажника. Может, папенькин сынок, может, удачливый молодой менеджер. Обычно мы гуляли за Асин счет. Сурок категорически отказывалась брать деньги у таксистов. Но в этот раз я ее уговорил. Ясное дело, деньги у парня не последние. И мы затоварились в супермаркете хорошим вином, ананасами, икрой, креветками – всякой всячиной без разбору. Ася еще купила две витые свечи. Мы накрыли стол в гостиной, она надела узкое черное платье… Она была так красива, что я не мог проглотить ни кусочка. И вдруг меня как громом ударило: рано или поздно этому придет Конец. И вот тогда наступит моя настоящая смерть…
