А руки мужчины тут же оторвались от нее, словно желая
наказать Эммануэль даже за слабую попытку сопротивления. Но не успела она
объяснить себе это внезапное бегство, как они вернулись: быстро и уверенно эти
руки расстегнули молнию юбки от бедра до колена. Затем поднялись выше. Одна
скользнула под трусики Эммануэль, легкие, прозрачные, как все, что она носила.
А носила она пояс для чулок, иногда нижнюю юбку, но никогда не пользовалась ни
грацией, ни лифчиком. Однако в магазинах Сен-Оноре, где она выбирала для себя
белье, она любила примерять и то, и другое. Ей нравилось, когда продавщицы –
почти невесомые блондинки, брюнетки, рыжие – склонялись к ее коленям, примеряя
чулки, трусики, различные «каш-секс», когда их нежные пальцы, поднося ей
лифчик, слегка касались ее груди. Эти прикосновения заставляли Эммануэль
блаженно жмуриться от предвкушения чего-то таинственного и сладкого.
Тело Эммануэль было теперь в таком положении, что всякая
попытка высвободиться оказалась бы невозможной. Мужчина гладил ее крепкий
живот, как гладят по холке разгоряченную лошадь, и постепенно спускался все
ниже и ниже. Пальцы пробежали по всему паху, потом ладонь принялась как бы разглаживать
все складки, и вот пальцы уже на лобке, путаются в руне, покрывающем его,
двигаются, словно измеряя площадь треугольника, очерчивают все его стороны.
Нижний угол широко открыт (рисунок довольно редкий, однако увековеченный в иных
античных изображениях).
Нагулявшись вволю по животу, рука пытается теперь раздвинуть
бедра Эммануэль. Юбка мешает этому, но все же бедра раздвигаются, и вот уже под
рукой горячая, вздрагивающая расщелина. Ладонь ласкает ее будто бы успокаивая,
ласкает не торопясь, поглаживает лепестки губ, чуть-чуть раздвигает их и так же
медленно приближается к бутону плоти. А он уже ждет, выпрямившись и напрягшись.
Кусая губы, чтобы сдержать стоны, подступающие к горлу, Эммануэль выгибает
спину. Она задыхается от ожидания спазм. Скорее, скорее! Но мужчина никак не
хочет торопиться.
В игре участвует только его рука. Сам же он остается
совершенно спокойным и безмолвным. А Эммануэль вертит головой во все стороны,
стонет, с губ ее срываются чуть ли не слова мольбы. Сквозь выступившие на ресницах
слезы она старается хотя бы разглядеть своего партнера.
Но вот рука, по-прежнему прижатая к тому месту, где она
зажгла столь жаркое пламя, замерла. И снова движение: мужчина склоняется к
Эммануэль, берет ее руку в свою и тянет ее к себе, к предусмотрительно
расстегнутому клапану брюк и дальше, пока женская рука не натыкается на твердое
древко копья и сейчас же обхватывает его цепкими пальцами. То убыстряя, то
замедляя темп, мужчина начинает руководить движениями этой руки, пока не
убеждается, что может вполне доверить своей подруге действовать по ее
собственному усмотрению; теперь он видит, что детская уступчивость и покорность
Эммануэль скрывали достаточный опыт и умение.
Эммануэль подалась вперед – так ее рукам удобнее справляться
с порученной им работой, а сосед расположился так, чтобы как можно щедрее
оросить тело партнерши тем, что вот-вот брызнет из него. Но пока он все еще
сдерживался, и руки Эммануэль двигались вверх и вниз, все более смелея, и
теперь уже переходили к более утонченным приемам: поглаживали взбугрившиеся
вены, пощипывали навершие копья, старались даже, несмотря на тесноту брюк,
добраться и до тестикул. Сжимая кулачки, Эммануэль чувствовала кожей, как
набухает эта твердая и нежная плоть, готовая вот-вот взорваться горячей струей.
И вот они потекли, эти длинные, белые, пряные струи на руки
Эммануэль, на ее голый живот, на лицо, на волосы. Казалось, поток их никогда не
иссякнет. Она чувствовала, как он течет в ее горло, и пила, чуть ли не
захлебываясь. Дикий хмель, бесстыдство наслаждения овладели ею. Она опустила
безвольные руки, но мужские пальцы вновь прижались к бутону ее плоти, и она
застонала от счастья.
Заговорило радио. Приглушенным знакомым голосом оно
объявило, что через полчаса самолет приземлится в Бахрейне. Местное время –
полночь, ужин будет подан в аэропорту.
Свет делался постепенно ярче и ярче, словно кабину заливало
сияние восходящего солнца. Эммануэль подняла упавшее на пол покрывало, ей
хотелось вытереть то, чем она была так обильно орошена. Она задрала юбку, обнажила
ноги. Так и застала свою пассажирку вошедшая в кабину стюардесса: сидящей на
спинке все еще горизонтально расположенного кресла, старающейся привести в
порядок свой костюм.
– Вы хорошо спали? – спросила девушка игривым тоном.
Эммануэль застегнула пряжку.
– Я совсем измяла блузку.
Она посмотрела на влажные пятна, проступившие вокруг
воротника.
– Может быть, вы хотите переодеться? – спросила стюардесса.
– Нет, пожалуй, – Эммануэль сделала легкую гримаску, словно
удерживаясь от смешка.
Глаза двух молодых женщин встретились и поняли друг друга:
обе казались немного смущенными.
Мужчина внимательно смотрел на их. На его костюме не
появилось ни малейшей складки, рубашка была столь же белоснежна, как и в минуту
отлета, галстук был все так же аккуратно завязан.
– Пойдемте со мной, – предложила юная англичанка. Эммануэль
обогнула кресло соседа… Она оказалась в роскошной туалетной комнате, с
зеркалами, мраморными умывальниками и креслами из белой кожи.
– Подождите меня!
Стюардесса исчезла и через несколько минут вернулась с
небольшим чемоданчиком. Откинув крышку, она вынула маленький пуловер цвета
опавших листьев, такой тонкий, что он вполне мог уместиться в горсти. Девушка
встряхнула его, и он, как воздушный шарик, чуть было не взмыл к потолку.
Восхищенная Эммануэль подхватила его.
– Вы хотите мне одолжить эту прелесть?
– Нет, это мой маленький подарок. Возьмите его, пожалуйста.
Он вам должен подойти, это ваш стиль.
– Но…
Стюардесса приложила палец к губам и выпятила их, слегка
округлив, как бы предупреждая всякое возражение. Эммануэль не могла наглядеться
на сияющие глаза молодой англичанки. Она потянулась было к ней, хотела
поцеловать в знак благодарности, но стюардесса уже протягивала ей еще что-то –
маленький серебристый флакон:
– Попробуйте это средство, оно удивительно.
Пассажирка освежила лицо, руки, душистым тампоном протерла
грудь и, спохватившись, быстро расстегнула пуговицы блузки. Закинув за голову
руки, она сбросила блузку на белый ковер и, довольная, вздохнула полной грудью,
внезапно оглушенная своей полунаготой. С пылающим лицом повернулась она к
стюардессе. Та наклонилась к упавшей блузке, подняла и зарывшись в нее лицом,
воскликнула с усмешкой:
– О, что за чудесный запах!
Эммануэль замерла. Как некстати сейчас напоминания о
недавней невероятной сцене. Ей хотелось одного: сбросить к черту юбку, чулки и
остаться совсем обнаженной перед этой восхитительной девицей. Ее пальцы
боролись с застежкой пояса.
