– Выходит, – улыбнулась Эммануэль, – человек эротический
станет животным?
– Он останется человеком, но будет больше, чем человек,
продвинется дальше по эволюционной лестнице. Это – я постараюсь вам сейчас
объяснить – выход искусства из глубины пещер. Мы как бы восстанавливаем минуту,
когда первый человек отделился от последней обезьяны. И этот миг приближается:
так же как искусство отличает человека от зверя, так и искусство эротизма
отделит человека гордого и могучего от человека стыдящегося, который стыдится
своей наготы и прячет под одеждой то, чем он должен гордиться.
– Но кто заставит поверить, что этот поток увлечет человека?
Что ваша мораль победит прежнюю, за которой обычай и вера? Может быть,
произойдет обратное?
– Нет, я не могу поверить, что человек, пройдя такую дорогу,
вдруг остановится. Он пойдет дальше! Сначала ощупью, дрожа от страха, но не
поворачивая обратно, все более отдаляясь от других тварей.
Голос Квентина заставил Эммануэль вздрогнуть. Она совсем забыла
о третьем собеседнике.
Квентин принялся что-то с жаром рассказывать Марио. Тот
слушал его внимательно, лишь изредка прерывая одобрительными возгласами. В
конце концов он перевел для Эммануэль рассказ Квентина, и она поняла, что
англичанин кое-что уловил из их дискуссии.
– То, что рассказал мне Квентин, еще более укрепляет меня в
моих надеждах. Оказывается, мутирующая ветвь или, по крайней мере, мутирующая
почка уже существует и, что самое главное, существует тысячелетия. Наш друг
вместе с известным социологом Верьером Эльвином несколько месяцев был гостем
одного племени в Индии. Так называемые «цивилизованные» индусы называют это
племя первобытным, но на самом деле оно, по-моему, авангард человеческой расы.
Эти люди называются мурья. Их общество построено на основах сексуальной морали,
прямо противоположной нашей. Их мораль не запрещающая, а побудительная. Главное
в их системе воспитания – общие спальни, в которых дети обоих полов с самого
нежного возраста обучаются искусству любви. Этот институт называется…
– Готхул.
– Да, Готхул. Так вот, там задолго до полного созревания,
девочки посвящаются во все таинства плотской любви старшими юношами, а
маленьких мальчиков обучают этому девушки. И ничего грубого, животного.
Практика любви в результате многовекового опыта доведена до высочайшего уровня
изысканности. Так что эта стажировка, а она длится несколько лет, служит
одновременно и для формирования артистического вкуса. В промежутках между
объятиями пансионеры Готхула проводят свой досуг, украшая стены дортуаров. Их
рисунки, картины, скульптуры полны самого разнообразного эротического
вдохновения. Квентин рассказал мне, что они так преуспели в своем искусстве,
что спокойно пройти по этой галерее невозможно. И видя, одиннадцатилетних
девочек, имитирующих самые смелые изображения этого музея любви, показывающих
без всякого стеснения, без стыда, при широко распахнутых дверях, под
горделивыми взглядами своих родителей такие живые картины, какие в Европе можно
видеть только в исправительных домах или на страницах особого рода книжек,
понимаешь, что эти мурья не отстали от человечества на тысячу лет, но на многие
века обогнали его.
Марио замолчал. Квентин возобновил свой рассказ.
– Самое замечательное, что эти «практические занятия»,
которыми занимаются все дети племени, имеют характер системы, строгих и хорошо
разработанных правил. Это не распущенность нравов и не врожденное отсутствие
морали. Это не разврат, но этика. Дисциплина в Готхуле довольно сурова, младшие
глубоко почитают старших. Закон строго-настрого запрещает всякую прочную связь
между юношей и девушкой. Никто не имеет права сказать, что та или иная девушка
«его». Закон строго наказывает того, кто проведет с одной из них более трех
ночей кряду. Все для того, чтобы не возникло чувство собственности и не было
ревности. «Все принадлежит всем». Если юноша проявит инстинкт собственности,
заявит исключительные права на какую-нибудь девушку, если на лице его появится
выражение огорчения, когда он увидит ее во время занятий с другим, он
подвергается наказанию. Община помогает ему вернуться на правый путь. Он должен
активно помогать другим юношам в овладении той, на кого он заявил было права.
Ему придется не только собственноручно ввести член своего соперника-компаньона
туда, куда следует, но еще и радоваться этой службе. Таким образом, самым
тяжелым преступлением у мурья является не кража, не убийство (которого они,
правда, не знают), а ревность. И благодаря этому, когда молодые люди вступают в
брак, они не только обладают сексуальным опытом, причем уникальным опытом, но
они совсем другие люди: все тени, все муки, все отчаянье нашей цивилизации им
чужды. Они счастливы.
Этот рассказ, что и говорить, произвел на Эммануэль
впечатление. Но сомнения все еще не покинули ее.
– Однако, Марио, такая мораль не может сразу овладеть
обществом. У этих людей она существует веками. Это должно быть врожденным
чувством. Напомню вам, вы только что уподобили дар эротизма дару поэзии. Но
нельзя же стать поэтом, лишь захотев писать стихи. Таланту нельзя научиться,
это дар, поэтом рождаются. И если ты бездарен, у тебя ничего не получится.
– Еще одна общая иллюзия! Надо ли вам повторять, что нет
другой поэзии в природе, чем та, какую создал в ней человек. Нет другой
гармонии, другой красоты. И человек постигает эту гармонию, обнаруживает свой
гений, как правило, уже в зрелом возрасте. Пример мурья ясно показывает нам,
что этого можно достичь совсем юным. Не родятся поэтом. Не родятся никем. Всем
надо становиться. Мы можем стать людьми, превратиться в человека, явиться в мир
в новом одеянии. Так является в мир после линьки рак-отшельник. И, как
скорлупу, мы оставим за собой наши мифы, наше невежество. Только так можем мы
родиться окончательно, двигаясь с каждым взрывом мутации все ближе к человеку.
Учиться – значит учиться наслаждению. Овидий уже сказал это: «Знанью покорен
Амур».
Эммануэль не читала Овидия, но кивнула головой – дальше,
дальше!
– Нам ведь многому надо учиться: искусству, морали, науке,
красоте, добру, истине. Время незнания кончается. К счастью, есть один
прелестный ребенок – Эрос, облегчающий нам работу. Словом, достаточно размышлений,
опыта и эротической проницательности, чтобы постичь и поэзию, и мораль, и ясное
мироощущение – хотя все это лишь части одного – урока человека, тогда как в
старой школе мы проходим только уроки вещей.
– Ваши объяснения делаются все более абстрактными, а я
простая женщина, мне нужны примеры того, что я должна совершать на деле.
– Что совершать? Воображать, видеть и, как бы точнее
выразиться, провоцировать по возможности эти положения, эти встречи, эти
неожиданные связи, без которых нет подлинной поэтичности. Вот вам пример одного
из источников эротизма.
– Вы сказали «неожиданные». Значит, в том, что ждешь, к чему
готовишься, не может быть наслаждения?
