– Что же было дальше?
– Снова появились танцовщицы. Мы ушли.
– Вам хватило впечатлений?
– А там больше нечего было смотреть, – вздохнула Эммануэль.
– А вы сами разве не могли что-нибудь показать?
– Могла, да не получилось.
– Ну-ка, расскажите!
И Эммануэль доложила, как внезапно ее потянуло к Кристоферу
и как ее супруг великодушно откликнулся на ее просьбу разрешить ей переспать с
гостем.
– Надеюсь, вы мной довольны?
Марио был доволен и сказал ей об этом. Этот шаг, заметил он,
имел бы для духовного развития Эммануэль такое же значение, как первый шаг в
вертикальном положении для гуманоида на пути превращения его в человека. И он
поинтересовался, как же прошла любовная ночь с гостем.
– Да не было никакой любовной ночи, – призналась Эммануэль,
и в ее голосе слышалось неподдельное сожаление.
– Как так?
– Когда мы пришли домой, у меня все кончилось. Я очень
устала. И только чмокнула Кристофера у дверей его комнаты в щеку и в лоб, да
слегка прикоснулась к губам. И пошла. Он был в полном недоумении.
– Che peccato! Какая жалость! – от волнения Марио перешел на
родной язык.
– Подождите, к счастью, на этом все не закончилось. В
постели всю мою усталость как рукой сняло. И мы с Жаном позабавились вовсю.
Было мне гораздо лучше, чем обычно. И каждый раз, когда я кричала, я вспоминала
о Кристофере. А он был совсем рядом, за тонкой деревянной стенкой, и наши
голоса, конечно, не давали ему спать. Ну, мы говорили, разумеется, не о нем. Мы
говорили только о том, что мы проделывали. Вы знаете, я до этого никогда не
слышала от Жана тех слов, какие услышала в этот раз. Он все называл своими
именами, подробно-подробно объяснял разные способы. И когда он, наконец, уснул,
я еще долго не могла уснуть. Меня вдруг снова потянуло к Кристоферу: вот так
прямо пойти и, еще не остыв от Жана, отдаться Кристоферу. И все же я не осмелилась.
Меня напугало – вдруг он будет шокирован этим! И так я долго мучилась
сомнениями, пока, вконец измучившись, не уснула. И сегодня утром, чтобы
отомстить Кристоферу, я сидела с ними обоими за завтраком абсолютно нагишом.
– О-о, – похвалил Марио. – Сегодня же вечером, еще до
прихода Кристофера, заберитесь к нему в постель.
– Невозможно. Его нет.
– Нет?
– Да, но, правда, всего на пару дней. Жан получил срочное
предписание вылететь на плотину, и Кристофер, разумеется, не мог отпустить
друга одного.
– Жаль. А скажите, смогли вы поговорить с мужем о
приглашении принца Ормеасены?
– Нет.
– Не хватило храбрости?
– Не в этом дело. После вчерашней ночи я не боюсь его ни о
чем спрашивать. Но… я не знаю… как мне сказать…
– А если бы он не позволил вам чересчур развлекаться с
другими мужчинами?
– Я стала бы его обманывать долго-долго. Но если бы он позже
разрешил мне, то я, наверное, не воспользовалась бы этой возможностью.
– Вам предстоит нечто лучшее… Подготовились ли вы как
следует к великому моменту?
– К какому великому моменту?
– К ночи в Малигате.
– Нет, но я, кажется, уже и так многое испытала. Что мне еще
предстоит открыть?
– Радость количества, радость числа. Многие надеются
обратить на себя ваше внимание. О том, что вы будете участвовать в празднике,
толкуют повсюду. Мужчины просто с ума посходили при мысли, что та, которую
считали недоступной, может оказаться доступной любому.
– Как, вы обо всем рассказали?
– Зачем же лишать тех, кого вы очаровали, радости ожидания,
надежд на исполнение желаний? Разве предвкушение встречи с вами менее волнующе,
чем сама встреча? Да и вы сами, наверное, уже дрожите от ожидания?
– После того, что вы мне сказали, я дрожу от страха. Не вижу
ничего привлекательного в том, чтобы на меня накинулась свора распаленных
мужиков. И как подумаю о том, что все эти люди склоняют мое имя… что они
сообщают друг другу…
Марио рассмеялся в ответ, и из глаз Эммануэль чуть не
брызнули слезы.
– Вам весело, что вы можете с вашими друзьями потешаться
надо мной. Воображаю, как вы эдак небрежно тянете: «Как, вы еще не
познакомились с этой малюткой? Она только что прибыла из Франции. Я тут между
делом кое-чему обучил ее: оказалась недурной ученицей. Но что-то она мне
разонравилась, вы можете ею заняться, если хотите…»
– Вы в самом деле считаете, что вы мне разонравились? –
спросил Марио на удивление кротко. Не дождавшись ответа, он продолжал:
– Вы ошибаетесь только в этом, да еще насчет тона моих
разговоров. Я действительно расписывал всем вашу молодость и свежесть,
отсутствие большого опыта с мужчинами. Когда-нибудь вы станете желанной, потому
что за вами будет тянуться хвост из сотен любовников, но сейчас привлекательна
именно ваша невинность.
Тон Марио внезапно изменился, он заговорил четко и громко:
– Вы еще девственница, Эммануэль. Благодаря мне завтра вы
перестанете быть ею. Вы еще не знаете своего могущества. То, с чем вы
познакомитесь завтра, важней для вас, чем чаша Грааля для средневековых
рыцарей. И вы хотите, чтобы я об этом молчал? Чтобы посвященные вам не
готовились к этому торжеству? Как вы могли думать, что мы смеялись над вами или
грязно болтали о вашем теле? Мало есть на свете столь же драгоценного, что
можно было бы предложить мужчинам, – положитесь на них, они сумеют оценить
дары. Я приглашаю вас на коронование со всеми почестями, со всеми церемониями,
со всеми возлияниями. Неужели вам это не ясно? Неужели все мои уроки пропали даром?
И Эммануэль пристыжена, к ней приходит раскаяние. Марио
может быть совершенно спокоен: с сомнениями покончено. Она не побежит от
опасности навстречу былому незнанию. Завтра ночью в Малигате она ему это
докажет. А до этого пусть он говорит, что хочет, своим знакомым. Пусть! Она
согласна. Ее тело ждет встречи с другими. Ждет. Страждет. Вожделеет.
После длинного телефонного разговора Эммануэль вытягивается
на большой и кажущейся очень пустой кровати. Картины, вызванные речами Марио,
пробегают перед ее глазами. Вопреки всему, что она себе наговорила, тревога не
покидает ее. Нервы все не могут успокоиться. Надо, надо уснуть: завтра она еще
успеет поразмыслить о предстоящем испытании. А сейчас она хочет только покоя и
забвения. Тщетно – ее страх бодрствует вместе с нею. Ладно, у нее есть
проверенный рецепт успокоения. Она прибегает к нему, но, к ее удивлению,
результат заставляет себя ждать. Такого с ней еще не бывало. Нетерпеливые руки
делают свое дело, но мысли ее где-то далеко: новое, незнакомое искушение
накатывается на нее, затопляет горькой и в то же время сладкой волной. Она
сопротивляется. Она отбивается, не хочет уступить. Наконец, силы оставляют ее.
Побежденная, она гасит свет, скатывается к краю кровати, нога свешивается вниз.
Она вся – как распахнутые ворота. Рука тянется к кнопке звонка в изголовье
кровати, пальцы нажимают кнопку. Рука снова падает вниз, по телу пробегает
судорога, грудь напрягается: она слышит, как бой открывает дверь, откидывает
противомоскитную сетку и входит в спальню.
