– С этой минуты она принадлежит мне, – ответил моряк.
– Но ты, по крайней мере, вернешься? – прокричала вслед
Ариана. Эммануэль ответила утвердительным кивком.
Гетерион
В час ночи к столу в Малигате были поданы такие блюда:
бульон из красного и зеленого перца, приправленный лимоном, базиликой и мятой;
густая похлебка из кальмаров с сердцевиной лотоса; акульи плавники в крабовом
соусе; морской еж, нарезанный так искусно, что его довольно непристойной формы
ломти выглядели, как живые; клешни омара, фаршированные семенами кардамона;
мясо барракуды, смягченное кокосовым молоком, сваренное в смеси из 27 видов
пряностей, контрабандно привезенных из Китая, Индонезии и Вьетнама; маленькие
жареные птички, которых поедают целиком, вместе с длинным тонким клювом,
хрустящими лапками и мягким жирным мозгом; гребешки гвинейских петухов,
приправленные обжигающим небо шалфейным араком, и, наконец, какие-то
прозрачные, переливающиеся, студенистые волокна, которые можно было принять за
вермишель, но которые на самом деле были щупальцами так называемой
развивающейся медузы, мужской особи в раннем возрасте, обоеполой – в среднем и
женской – в старости, поедаемой сырой из-за высокого содержания протеина и
фосфора, несмотря на не очень аппетитный вид и вкус.
Сверкающие голыми ягодицами юноши, чья одежда состояла
только из низко повязанных пояса и небольшого фартука спереди; молоденькие, с
едва распустившимися грудями девушки, украшенные внизу живота белыми и алыми
цветами жасмина, с шеями, окаймленными шелковыми лентами, на которых висели
амулеты из слоновой кости, сделанные в виде маленьких фаллосов, чей размер
позволил, кстати, некоторым гостям лишить невинности их владелиц (девственниц,
специально отобранных для того, чтобы донести свою девственность лишь до конца
праздника), сновали по всем залам и террасам, предлагая эти деликатесы, а также
много других блюд – от соловьиных яиц до молодых ростков бамбука.
Эммануэль попробовала по кусочку всего: на десерт она
отведала засахаренную гигантскую бабочку, корень мандрагоры, выпила несколько
глотков знаменитого ликера Каунг-Тонг, рисового пива из Кората и даже решилась
на стаканчик «Солнечной воды» из южных провинций, крепкой, как удар бича для
мулов. После дегустации этих напитков она с трудом могла бы объяснить, откуда
она, какой сегодня день, час, век.
Еще менее она могла бы сообразить, в какой же части дворца
находится сейчас. Она сидела среди незнакомых людей, смеющихся, болтающих,
вполне довольных жизнью. Огромный смуглокожий детина, вытянувшись на голубом
толстом ковре, положил голову на ее колени, в то время как другой гладил ее
ноги. Сердце Эммануэль пело хвалебную баркаролу: «О, чудная ночь! Удивительная
ночь!».
Появляется принц, извлекает ее оттуда, ведет к своему столу
в другую комнату. Представляет ее гостям. Те окружают ее, женщины и мужчины
любуются ею, прикасаются к ней, целуют, обнимают ее. Ей трудно различить
чье-нибудь лицо, ей душно, она умоляюще взглядывает на хозяина празднества, и
тот, поняв ее, предлагает ей руку и выводит из круга веселящихся во внутренний
дворик-сад.
Свежий воздух отрезвляет ее. Не могла бы она получить
обратно свое платье? Конечно, говорит принц, подзывает слугу, отдает
распоряжение. Они ждут, Эммануэль надеется, что молодой человек отыщет ее
прелестную светло-зеленую тунику, жаль было бы потерять ее. Слуга, однако, уже
несет желанное одеяние и к тому же пояс и золотую брошь – он ничего не забыл.
Жестом он указывает ей, где можно найти зеркало, одеться, причесаться, снова
привести себя в порядок. Она благодарит его. Он кланяется, сложив ладони перед
собой.
И вот они снова с принцем вдвоем.
– Пойдемте со мной, – говорит принц, – Вы еще не видели моих
садов. Нам будет полезна небольшая прогулка.
«Неужели он тоже примется за меня?» – спрашивает себя
Эммануэль. Все-таки после всего, что проделывали с нею, она еще не совсем
пришла в нормальное состояние.
Она следует за властелином мимо фонтанов, бассейнов, клумб,
гадая, овладеет ли он ею здесь, на влажной от водяной пыли каменной скамье, или
там, на траве, в тени огромного баньяна. Интересно, снимет ли он при этом свой
сказочный наряд? Тогда он много потеряет в своем величии. А может быть, и нет…
Две молоденькие девушки выскочили при их появлении из
беседки и в два прыжка – только вздулись вслед за ними их саронги – исчезли из
поля зрения.
– Я знаю, вы любите и девушек. Хотите развлечься с
какой-нибудь этой ночью?
Она запротестовала:
– Господи! Кажется, все знают обо мне все! А я в Бангкоке
всего три недели. Есть ли здесь хоть один, кому обо мне не рассказали…
– Во всем городе, наверное, есть… Но в этом дворце такого не
найти. И все так долго ждали вашего появления, и все восхищены вами.
– Почему? Мне кажется, здесь такое множество женщин…
– Можно любить только сестер-близнецов, или настоящих, или
сиамских, сказал когда-то один знатный человек. Так что совершенно естественно,
что мы вас любим.
– А что Анна-Мария Серджини, она не из ваших сестер? –
спросила все еще не усмиренная Эммануэль. Но принца нелегко было вывести из
равновесия.
– Кто может это сказать? – ответил он мягко. – Иногда надо
прожить всю жизнь, чтобы встретить брата. Или даже несколько жизней.
– Вы верите в переселение душ?
– Я ничего не знаю об этом. Я даже не знаю, смертны ли мы.
– Да, я знаю только, что я не хочу умирать.
– Значит, вы и не умрете.
Он посадил ее на ступеньку мраморной лестницы, спускавшейся
к небольшому бассейну.
– Послушайте-ка стихи. Их написал молодой китаец, инженер,
наш современник:
Гора – моя подушка,
Небо – моя крыша,
Завтра я взорву гору,
Но небо никогда не упадет.
Эммануэль проглотила комок, застрявший у нее в горле.
– Я знаю, что делать с моей жизнью, – сказала она. – Но что
мне делать с моей смертью?
Принц посмотрел на нее с симпатией:
– Конфуций сказал: «Мы не знаем жизнь. Как можем мы знать
смерть?». Зачем мучить себя?
– Я никогда не думала об этом, но потом появилась
Анна-Мария, спросила меня о смысле жизни, и теперь это не выходит у меня из
головы.
– Вы вольны размышлять обо всем, о чем захотите, –
проговорил медленно принц. – «Но вы не должны закрывать глаза руками, потому
что жизнь и конец ее непроницаемо таинственны, и только Бог появляется в конце.
После этого вы начнете жить в постоянной боязни Бога. Велико ли
усовершенствование?».
