Эммануэль взмахивает рукой:
– Вот сюда, на террасу.
На этом месте, вспоминает она, передо мной открылись
прелести Мари-Анж. Но Анна-Мария не ведает об этом.
Мимоходом Эммануэль берет шоколад и кока-колу,
распоряжается, чтобы Эа приготовила свежий лимонный сок.
– С тех пор, как я стала к вам присматриваться, – сказала
Анна-Мария, взяв Эммануэль за плечи и усаживая ее посреди раскиданных подушек,
– я знаю, что вы не можете обойтись без различных эскапад.
Эммануэль упрямо покачала головой.
– Смотрите на меня, – гостья твердыми пальцами взяла
Эммануэль за подбородок и подняла ее лицо. Потом она пристально посмотрела в
глаза своей модели. Эммануэль услышала биение собственного сердца. Анна-Мария
села, скрестив ноги, прямо на мозаичный пол террасы напротив дивана, на который
она усадила Эммануэль. Появился мольберт с небольшим куском холста.
– Вы хотите, чтобы я уместилась на таком кусочке? – спросила
модель.
Художница улыбнулась, когда Эммануэль закончила свой вопрос.
– Может быть, лучше, чтобы я разделась?
– Это мне не важно. Я стараюсь поймать ваши глаза.
Эммануэль недовольно протянула:
– Но я не люблю позировать.
– А вы и не позируйте. Начните просто рассказывать мне о тех
ужасных вещах, которые вы испытали у Арианы.
– Вас это интересует?
– А почему бы и нет? Это, может быть, поможет мне лучше
понять вас.
– Чтобы «поймать глаза»?
– Да кто знает…
Во вздохе Эммануэль слышалось все, что угодно, но только не
смирение. Она мучительно раздумывала, что ей сказать, чтобы вывести Анну-Марию
из равновесия. Ага!
– Это самое худшее время моей жизни. Я так хорошо могу
изобразить…
Анна-Мария смотрела на Эммануэль, как бы спрашивая, что же в
происшедшем такого плохого. И Эммануэль объяснила, не дожидаясь прямого
вопроса:
– Представьте себе, позавчера я выяснила, что после всего
этого не забеременела. Целых четыре дня мне казалось, что мне надо готовиться
стать матерью. Но, наверное, это была перемена климата или еще что-нибудь.
Она, казалось, забыла обо всем, погрузившись в какие-то
сложные вычисления, загибала пальцы, что-то шептала про себя. Анна-Мария явно
решила не следовать за нею по дороге, вымощенной дурными намерениями. Не говоря
ни слова, она занялась работой: провела на холсте несколько линий черной и
серой краской, образовавших какой-то странный пейзаж. Эммануэль, разочарованная
тем, что предмет ее рассуждений не вызвал никакого интереса, потянулась к
холсту.
– Можно взглянуть?
– Нет, там еще ничего нет! И, если можно, давайте не
говорить о том, что я делаю, пока я все не закончу.
– А когда вы думаете закончить?
– Но ведь спешки никакой нет. Вы же сами сказали, что вы
мечтали об этом, об этих четырех-пяти днях.
– Есть множество хороших вещей, которыми можно заняться в
это время, должна я вам сказать.
О, Анна-Мария не сомневалась, что это за хорошие вещи, –
конечно же, разнообразные формы любви! Но она решила не углубляться в детали.
– И Несмотря на все, – сказала она, – вы вернулись к мужу.
Ариане, наверное, это не очень-то понравилось?
Эммануэль раздраженно пожала плечами:
– Вы ничего не понимаете. Я очень хотела найти Жана, но
как-то прозевала его.
– Так вам хотелось пригласить его на чашку чая с вашими
новыми товарищами по играм?
– Я именно так и поступила.
– И как же он реагировал на это?
– С очень большим чувством юмора. Мы потом сидели все
вместе, объедались пирожными и хохотали вовсю.
– И это все?
– А потом мы с Жаном улетели, как два влюбленных голубка.
– Бедная Ариана!
– Почему? Я увижу ее еще не раз.
– А граф де Сайн?
– Он будет иметь меня в любое время, когда захочет.
На этот раз молчание Анны-Марии было почти угрожающим. Потом
она спросила:
– И Жан вам так ничего и не сказал по поводу ваших
приключений?
– Он был рад, что мне было хорошо. Вот именно это он и
сказал.
– А вы? Как вы могли развлекаться, зная, что он одинок?
– Он не был одинок, я думала о нем постоянно. С ним были мои
мысли о нем.
Лицо Эммануэль вспыхнуло:
– И потом, не надо преувеличивать. Не на такое уж долгое
время я «предала» его. Он провел без меня всего две ночи.
– А что бы вы сказали, если бы он их провел с какой-нибудь
вашей приятельницей?
Эммануэль посмотрела на нее широко раскрытыми глазами – что
за дурацкий вопрос!
– Но это было бы прекрасно! Ничего лучшего и представить
нельзя! Если бы я только лучше знала Мерви…
– Мерви?!
– А что такого? Разве она не прелестна?
– Прелестна?.. Не знаю. Но Жан и… она!
– Почему вы так удивляетесь? Разве они не могли бы поладить?
– Эммануэль, милая, вы в самом деле немножечко ненормальны
или, возможно, более невинны, чем я могу себе представить. Вы сказали, что вам
понравилось бы, если бы этой девице представился случай увести Жана?
– Увести его? Что это такое? Разве женщина не может спать с
моим мужем, никуда его не уводя?
Видя изумление собеседницы, Эммануэль громко расхохоталась:
– О, Анна-Мария, послушайте: я занимаюсь любовью с
мужчинами, которые делают это лучше, чем мой муж. И несмотря на это, у меня и в
мыслях нет уйти от него и остаться с ними. Наоборот, после них я его люблю еще
больше! Как вы это объясните?
– Я не собираюсь в этом разбираться…
– Но это же так просто! Это показывает только две вещи:
первое – я люблю Жана, второе – чем больше я занимаюсь любовью, тем больше я
узнаю, как надо любить его.
Анна-Мария сделала гримаску. Эммануэль продолжала:
– Если любовь чувствует, что не в силах перенести того, что
другие умеют заниматься любовью лучше – так зачем же тогда любви жить? Ей же
нечем тогда и похвалиться. Не так ли?
