Вдруг произошло непредвиденное. Девушка, убегающая от меня, совершила ошибку.
Обернувшись, чтобы посмотреть, далеко ли я от нее отстал, она не увидела, как из смежной галереи ей наперерез вышел юноша индейского вида, толкавший перед собой тележку с тремя газовыми баллонами. Налетев на тележку, она споткнулась и упала на каменный пол. Ее даже слегка придавили баллоны, выпавшие из тележки.
Разумеется, на то, чтобы понять, что произошло, и вскочить на ноги, ей потребовалось какое-то время. Этих нескольких секунд мне хватило для того, чтобы догнать ее.
Индеец вновь издал изумленный крик, увидев, как на девушку, упавшую перед ним, фактически набросился парень в длинном черном пальто. Мне в тот момент, разумеется, было не до объяснений по поводу своего поведения. Прежде чем моя жертва успела встать на ноги, я схватил ее за обе руки, навалился всей тяжестью своего тела и придавил к полу. Судя по взгляду, она была готова убить меня в эту секунду.
— А ведь привидения не спотыкаются, — сказал я ей, не отводя взгляда. — Так что, Мирта, давай знакомиться. Тебе придется ответить на кое-какие накопившиеся у меня вопросы. Начнем с самого волнующего: за что ты изувечила мою подругу? На кой черт тебе это сдалось? Как ты посмела?
Мирта молчала. Дождевые капли по-прежнему сбегали по ее волосам, спадали на лоб и скатывались по лицу, всеми чертами напоминавшему лицо Алексии. Как же знакома была мне эта красота, от которой перехватывает дыхание!
Когда же она наконец заговорила, я просто оцепенел: это был тот самый голос:
— Она — волчица, хитрая лиса, а ты — предатель хренов!
Выкрикнув эти оскорбительные слова, Мирта обмякла, словно отказалась от всякой борьбы, опустила голову и легла щекой на камни, мокрые от дождя. В эту же секунду я увидел то, от чего мое и без того дрожавшее, промокшее тело свело судорогой. На правой стороне шеи девушки темнела знакомая родинка.
Перепутать ее с чем бы то пи было я не мог, в изумлении разжал руки, отпустил свою пленницу и сказал:
— Значит, ты не Мирта, но если не она, то кто?..
В этот момент чей-то кулак промелькнул у меня перед глазами и влетел мне прямо в челюсть. Я едва не ударился головой о каменный пол, но все же сумел избежать этой травмы и, более того, проворно вскочил на ноги. Второй удар я готов был встретить уже во всеоружии.
Передо мной с занесенным кулаком стоял тот самый индеец. Его глаза пылали праведным гневом.
— Ну-ка отпусти девушку! Немедленно! Я кому сказал! Не то тебе же хуже будет.
Упомянутая девушка воспользовалась этой возможностью, встала и, слегка прихрамывая, покинула место столь нежеланной для нее встречи со мной. По лицу и глазам ее защитника я понял, что идти за ней нет смысла. Один шаг — и этот парень набросится на меня, тогда драка начнется уже всерьез.
Впрочем, я вдруг сообразил, что не особо стремлюсь догонять ее. Я очень устал и, главное, запутался в происходящем, предчувствовал, что, даже догнав ее, не получу ответа на мучающие меня вопросы. По-настоящему интересовало меня теперь лишь одно. С кем же я воюю и с кем я только что встретился?
Стоять мне было тяжело, и я по-приятельски положил руку на плечо индейца, который, почувствовав мою слабость и беззащитность, сразу как-то подобрел. Я, наверное, действительно выглядел весьма жалко: запыхавшийся, потертый, в ссадинах, к тому же промокший до нитки.
Внимательно осмотрев меня с ног до головы, парень даже позволил себе дать мне не то дружеский, не то отеческий совет:
— Если хочешь, чтобы она тебя простила, скажи ей, что все это ты натворил в приступе безумия, которому обязан столь же безрассудной любовью к ней. Вот увидишь, это сработает. Женщины способны почувствовать очень многое. Во всей вселенной нет ничего более емкого и всеохватывающего, чем женское сердце.
Семь умозаключений
Истина — это такой плод,
который лучше срывать спелым.
— Вольтер —
Страшное подозрение, родившееся в моей голове, привело меня на кладбище Сант-Кугата. Такого количества пошлых и безвкусных памятников одновременно мне видеть еще не приходилось. Несколько скрашивали общее впечатление от места последнего упокоения, похожего на парк аттракционов, высоченные сосны, росшие как на самом кладбище, так и вокруг него. К воротам я подошел за полчаса до того, как их должны были закрыть в строгом соответствии с зимним расписанием впуска посетителей.
Я рассудил, что если семья Алексии живет в Сант-Кугате, то и семейный склеп или просто могилы должны находиться на этом кладбище. Скорее всего, и сама Алексия нашла здесь свое последнее пристанище. Интуиция подсказывала мне, что именно в этом месте я найду ответ на мучающий меня вопрос, по крайней мере на один из возможных, который станет ключом к постепенному разгадыванию этой кошмарной головоломки.
Алексия никогда не говорила мне, где живет. Она упоминала Сант-Кугат, но точного адреса я так и не узнал. Мало того, даже ее фамилию я услышал совершенно случайно. К счастью, Бодель — французская по происхождению фамилия. Она была достаточно редкой, и вероятность наткнуться на однофамильцев семьи Алексии в этом маленьком городке оказалась минимальной. Попав на кладбище, я понял, что мне еще раз повезло. Оно было достаточно маленьким, и я решил, что успею обойти блоки колумбариев, разделенные на сектора, ниши в которых были зарезервированы для членов одних и тех же семей.
Время шло, у меня в глазах рябило от табличек с именами и датами, я обошел уже большую часть кладбища — и все безрезультатно. Постепенно надежда в моей душе опять стала сменяться отчаянием и беспокойством.
До закрытия ворот оставалось каких-то несколько минут, и я уже собирался возвращаться обратно к выходу. Неожиданно где-то на периферии зоны видимости промелькнула нужная мне табличка — та самая фамилия, выгравированная на черном мраморе. Я вздрогнул и вернулся к интересовавшему меня склепу. Судя по всему, семья Алексии поселилась в Сант-Кугате сравнительно недавно. Из нескольких ниш, зарезервированных для ее родственников, была занята пока только одна. На мраморной плите, закрывавшей нишу, было выгравировано:
МИРТА БОДЕЛЬ.
Я отказывался верить в то, что вижу, пока не осознал подлинный смысл дат рождения и смерти, выбитых на камне под именем покойной. Родилась она семнадцать лет назад, а день ее смерти был мне до ужаса знаком. Эта дата навсегда, до самого конца жизни, впечаталась мне в память — день, точнее, ночь, когда мы вчетвером были на Хайгейтском кладбище.
У подножия черной мраморной плиты лежала свежая фиалка.
* * *
Когда я сел на электричку, идущую из Сант-Кугата в Барселону, солнце уже было готово скрыться за горизонтом. Я был настолько потрясен увиденным на кладбище, что сторожу пришлось гнать меня за ворота едва ли не пинками. Я никак не мог заставить себя отойти от могильной плиты, под которой лежала Мирта.
