Потом она распахнула свой халатик. Он упал на пол, а она — в мои объятия.
69
Два или три откровения
Тому, кто проживает больше чем одну жизнь, суждено и умирать не однажды.
Оскар Уайльд
Началась наша гонка по американским аэропортам, открывающим дорогу в Европу. Для начала нам пришлось прождать четыре часа в маленьком аэровокзале города Альбукерке.
После нашей неожиданной ночи любви, которая оставила во мне неизгладимый след, Сара с растрепавшимися волосами уснула в кресле зала отбытия. Сидя рядом с ней, я достал из чемодана свой подержанный ноутбук, чтобы хоть как-то успокоиться. Использовав десятидолларовую карту предоплаты, я вышел на связь с местным сервером и проверил свою почту.
Среди всего месива банковских сообщений — речь шла только о расходах — и всяческого спама я, к своему удивлению, натолкнулся на письмо от матери моей бывшей супруги. Она сообщала, что Диану поместили в психиатрическую лечебницу острова Гран-Канария после принятия чрезмерной дозы транквилизаторов. Скорее всего, опасность ее жизни не угрожала, однако врач настаивал на содержании Дианы в клинике до полного психологического выздоровления. Поводом к письму явился очередной счет, на сей раз выставленный ее матерью, согласно которому я должен был продолжать вносить по шестьсот евро ежемесячно.
Эта новость окрасила горечью все то чудо, которое я пережил в «Холидей инн». Удача сопутствовала мне недолго.
Мне пришлось задуматься о случае, который окончательно предрешил наше расставание с Дианой. После шести месяцев вялого сожительства — никто из нас двоих не предполагал, что будет так, — Диана начала летать из Барселоны на свой остров. Ее отлучки продолжались все дольше.
Поскольку она зарабатывала на жизнь переводами с русского, ее офис располагался там, где она поставит свой ноутбук. Однако ее тяжелая «Тошиба» как будто бы предпочитала африканский климат острова Лансароте нашей квартирке в переулке с вечным запахом собачьей мочи.
Приезды ко мне становились раз от разу все короче, пока однажды ночью Диана не позвонила мне со своего острова.
— Все кончилось, — объявила она. — Я определенно поняла, что больше тебя не люблю.
Услышать такое в воскресенье, в три часа ночи — это было уж как-то слишком сурово.
— Ты разбудила меня, чтобы это сказать? Только и всего?
— Да, потому что я не хочу больше ни минуты жить с этой ложью. Поэтому я и решила, не откладывая, позвонить тебе.
— Учитывая, что мы с тобой до сих пор женаты, нам надо бы все обсудить лицом к лицу. Денег у меня впритык, но я мог бы взять кредит и завтра быть у тебя…
— Деньги для тебя — редкое животное, — перебила меня Диана. — Но не беспокойся, приезжать нет смысла. Ничего уже не изменится.
— Откуда такая уверенность? — спросил я, пораженный ее холодным тоном.
— Я пришла к заключению, что любила тебя только той зимой, в России. Это место было необыкновенным для нас обоих, особенно для тебя. Мы вели себя там, как необыкновенные люди. Но вся магия испарилась в один момент, стоило нам оказаться в твоем проклятом городе. Мы уже не могли притворяться, маски упали. У нас нет ничего общего, Хавьер, но я желаю тебе всего самого хорошего.
Это были последние слова, которые я от нее слышал. Развод прошел спокойно, в суде мы даже не увиделись. Почти одновременно с разводом издательство, на которое работала Диана, обанкротилось, и моя экс-супруга осталась без средств к существованию. Я начал высылать ей месячное пособие.
Судя по письму моей бывшей тещи, переезд в родную деревушку оказался слишком резкой сменой обстановки по сравнению с dolce vita
[60]
в Москве и нашими размолвками в Барселоне.
Опечаленный этой новостью, я потратил остатки зарядки моего ноутбука на то, чтобы выяснить, не упустил ли я чего-то важного с тех пор, как начались мои приключения.
Я набрал в поисковом окошечке «Сара Брюне» и «Мадридский университет».
Поиск не принес результатов, что наводило на странные мысли — ведь докторанты обычно публикуют статьи, участвуют в конференциях и тому подобное.
Тогда я ограничился только двумя словами: «Сара Брюне». Ни одна из появившихся ссылок не имела ничего общего с моей подругой.
У меня появились закономерные сомнения насчет подлинности ее имени. Тут же возник еще более интересный вопрос. Если в Мадридском университете нет никакой Сары Брюне, откуда, черт возьми, Йенсен узнал номер ее телефона?
Я подождал, пока мы усядемся в кресла и пристегнем ремни в первом самолете из тех, на которых нам предстояло путешествовать, и только тогда решился приступить к расспросам.
То ли от недостатка сна, то ли от стыда за события вчерашней ночи Сара снова была погружена в себя и находилась явно не в духе.
Я молчать не собирался, но решил подойти к делу издалека:
— Йенсен принадлежал к «Братству» или к «Квинтэссенции»?
— Ни к тому ни к другому, — ответила француженка, не скрывая, что раздражена возвращением к этой теме.
— Получается, он был вольный стрелок вроде Лорелеи?
— Скажем так, он был наивным честолюбцем, гонявшимся за славой, но не способным на великое открытие. После долгих лет презрения в научных кругах он возжелал прославиться на ниве журналистики и встретил свою смерть. Вот и все.
Меня поразила холодная откровенность, с которой француженка ответила на мой вопрос, как будто бы покойный обратился для нее в малозначительную тень. В это время наш «боинг» уже выруливал на взлетную полосу в ожидании разрешения на вылет.
Я продолжил штурм и объявил:
— Ты была знакома с Йенсеном до Кадакеса.
На сей раз мои слова не встретили никакого сопротивления.
— Да, была.
— Почему? Что общего у университетской докторантки с редактором эзотерического журнала из Аликанте?
— Больше, чем тебе хотелось бы услышать, — коротко ответила она.
— Ты хочешь сказать?..
— Да, он был моим любовником, — резко перебила меня француженка. — Это был мужчина чистой души, его способность удивляться не знала пределов. Поначалу такая наивность мне нравилась, потом все меньше и меньше. Мы разошлись.
— Мне знакомо это ощущение.
Возможная параллель между моей собственной драмой и ее случаем — если это действительно была драма, — как видно, подогрела ситуацию, поскольку Сара ответила мне только красноречивым молчанием.
— Еще мне известно, что ты скрываешь свое подлинное имя, — с болью добавил я.
— Меня зовут Сара. — Она пыталась защититься, но губы ее предательски дрогнули.
