Мартин Мак-Тавиш свесился с седла.
– Это мы с Мэтом по молодости раз в лесу заблудились, – блестя глазами, доложил он, – ну, было дело как-то после праздника! Оно и… Какой же праздник без вина, а какое ж вино, если меньше бочонка? А уж опосля бочонка и второй можно, а там уж дальше как получится! Ну вот и получилось у нас. Как бы это – слегка перебрали, да во хмелю кулаки размять решили. А то как же – кулаки-то не размять? Ну и… как бы это… не рассчитали чуток! Ночь, оказывается, была уже, народ по домам спал, никакого веселья… Ну, не друг дружке ж морды мылить? Ну вот тогда Мэт и говорит…
– И чего врешь-то? – раздалось слева. – Это ты предложил кузнеца с сеновала вытащить да личностью в озеро для скорейшего пробуждения окунуть!
– А то, может, и я, – подумав, согласился увалень. – Оно, так-то если, и неважно будет. В общем, кузнецу это почему-то не понравилось! То ли разбудили мы его, то ли на сеновале он не один ночевал…
– А может, что ворота с петель сняли, не обрадовало, – поддакнул по ту сторону повозки братец.
Нэрис прыснула в кулачок.
– Ну, как бы оно там ни было, – продолжал Мартин, – а лещей мы тогда от кузнеца сего злонамеренного отхватили полные карманы. Мы, конечно, парни хоть куда, но кузнец на то и кузнец! В общем, сломал он об меня, горемычного, две оглобли, да и…
– Ну вот что ты врешь-то опять?! – снова возмутились слева. – Меня он оглоблями теми приложил со всем усердием, а ты, карась увертливый, разве только по хребту поленом и схлопотал самую чуточку!
– А то, может, и правда, – снова раздумчиво подтвердил Мартин. – Да не в этом дело-то! А дело-то в том, что кузнец, до шуток непонятливый, как оглобля-то последняя сломалась, взял нас за шкирдяи обоих – да и высвистнул со двора! А дом у него, знаешь, на отшибе, у самого лесу стоял. А в лесу нашем много чего водилось. И медведи тоже. И вот сидим мы на опушке, шишки потираем, а он возьми и высунь морду из-за сосны!
– Кто? – не поняла Нэрис. – Кузнец?
– Да нет, медведь же! – радостно осклабился рассказчик. – И, слышь, здоровущий такой, мохнатый, когти что мой кинжал, лапа – как вон у нашего Творимира, да и размерами уж никак не меньше его!
Нэрис снова окинула взглядом широкую спину возчика. Судя по тому, что Мартин кивнул в его сторону, это и был Творимир. Имя такое странное, нездешнее. А что касается размеров – если близнец не соврал, то медведь тот и вправду был немаленький!
– Ну вот, – продолжал Мак-Тавиш, – как увидали мы с Мэтом, кто на нас из лесу глядит, так и возрадовались! Потому как и силу есть куда приложить, и добыча знатная, да и, опять же, оглоблями медведи отродясь махать не умели! Вот мы, значится, за того медведя и взялись. А он, знаешь, рычит, зубья скалит, а глаза такие дикие-е-е.
Девушка подавила смешок. Еще бы! Когда на тебя в родном лесу среди ночи с радостными воплями бросаются два упитых обалдуя косая сажень в плечах, тут других глаз, пожалуй, и быть-то не может! Она подняла голову:
– И вы его поймали?
– А как же! – хором воскликнули братья, тут же заработав от кого-то из едущих впереди пару ласковых слов и настоятельную рекомендацию «не орать на весь лес, а то…». Близнецы смутились, так же хором извинились и примолкли.
– А потом? – честно потерпев минуты три, шепотом спросила Нэрис.
– А чего потом? – пожал плечами Мартин. – Потом, стало быть, укокошили, да в деревню поволокли, домой. Ну, разве что не дошли самый чуток. Решили это дело отпраздновать! Как же без этого, не отпраздновать-то? Ну и малость повздорили из-за шкуры-то. Она одна, а нас, вишь, двое! Ну вот и приложил меня Мэт по лбу кулачиной.
– Пес ты брехливый! – в очередной раз возмутились с той стороны. – Это ж не я, это ж ты, поганец, мне в челюсть въехал, не предупреждая!
– А может, и я, – пожал плечами брат. – Это я уж теперь не упомню. Да все одно, потому как ты, пока падал, ответить успел. А очнулись мы уже поутру – все как есть побитые, поцарапанные, головы чугунные! Одно слово – славно погуляли! Только вот как на медведя нашего, честно добытого, поглядели, так оба как есть духом упали. Как мы тушу ночью освежевывали, того я не помню, да и Мэт, хоть сама спроси, тоже подзабыл, но шкуру, когда дрались, разодрали в клочки! Только то и осталось, что голова да… Хм… – Тут он смутился, с сомнением поглядел на Нэрис, как бы раздумывая, прилично ли упоминать при даме такие части тела, пусть и медвежьи, и, наконец, закончил: – В общем, кроме головы еще задняя часть осталась. Та, на которой хвост. Ну и разделили по-братски, полюбовно…
– Опять врет! – жалобно взвыл Мэтью. – Ну ведь все свидетели: врет же безбожно! Он, проходимец, даром что брат мне единоутробный, так ведь очнулся раньше меня, да и упер голову!
– А чего я?!
– А скажешь, не ты?! – Второй близнец стащил с головы шлем и обличающе ткнул его под нос из последних сил сдерживающейся от смеха девушке: – Видишь, да?! Из-за него ведь, видит бог, насмешек натерпелся столько – не сосчитать! Он-то, получается, с тех пор Мартин Медвежья Челюсть, а я…
– А ты? – Она изумленно приподняла бровь.
– Я? – вздохнул Мэт и прибавил с достоинством: – Я Мэтью Медвежья Не-челюсть! И пусть только кто еще когда меня посмеет Медвежьей Задни…
– Эх! – предостерегающе промолвил молчаливый возница, бросив укоряющий взгляд через плечо на раздухарившегося Мэтью. Тот мгновенно сконфузился, быстро нахлобучил шлем обратно на голову и посмотрел на Творимира преданным взглядом нашкодившего щенка.
– Так я это… вырвалось.
– Ты уж извини, – доверительно шепнул Мартин, с подкупающим раскаянием глядя на Нэрис, – не привыкши мы к правильному обращению! Иной раз как ляпнем. Ты не серчай, ежели что! Не со зла же, а от необразованности!
– Так вы вроде бы ничего такого пока не…
– А это они еще успеют! – фыркнули сзади. Девушка обернулась и заулыбалась: замыкающим ехал уже знакомый ей рыжеволосый музыкант Том. – В нашем отряде женщин нет, все, считай, холостые. Ивар у нас в этом смысле как всегда – первый! Так что ребята с непривычки забыться могут, сразу предупреждаю.
– Это не страшно. – Она весело махнула рукой. – Я на пристани столько всего наслушалась, что вряд ли меня чем-то еще можно смутить!
– На пристани? – изумился Томас. – А что вы, простите, там делали?!
– Ну… – замялась она, – интересно же! Люди новые, товары всякие… Опять же книги! Папа не всякую одобрит, а то, что одобрит, – так ведь со скуки умрешь, читая. А если успеть сразу, как только корабль к берегу пристанет, много чего интересного найти можно.
– Любите читать? – еще более удивленно, но не без нотки одобрения в голосе спросил Том.
Нэрис кивнула:
– Очень! А вы?
– Люблю, – улыбаясь, признался волынщик.
– А он еще и писать любит, – заговорщицки подмигнул девушке Мэтью. – Баллады всяческие. Дюже слезоточивые…
