– Ивар, ну а от меня ты что хочешь? – взмолился сластолюбивый музыкант, которого сейчас меньше всего волновали командирские вопросы. – Я их, что ли, тишком спаиваю? Вот оно мне надо, на мое-то скромное жалованье.
– Не прибедняйся, оно у тебя не такое уж и скромное. – Лорд Мак-Лайон, увидев, как русич ловко вылавливает из толпы упитую парочку, повернулся к Томасу: – Я тебе плачу вдвое больше, чем даже Творимиру. Куда ты деньги деваешь?
– У всех свои увлечения, – мурлыкнул тот, не сводя глаз с намеченной жертвы (которая явно была не против). – И мои, дружище, весьма затратные. Помнишь, еще в Стерлинге, леди Робертсон?
– А то как же! – хмыкнул Ивар. – На нее и его величество поглядывал…
– Вот! – назидательно поднял палец Том. – Он поглядывал, а я удостоился чести. И ты знаешь, во сколько мне это встало?
– Не знаю.
– Лучше бы и я не знал, – понурился волынщик. – Женщина она, конечно, выше всяческих похвал, но запросы-ы-ы… Ты, наверное, не заметил у нее на плечах тогда, на празднике урожая, соболиную накидку?
– Заметил, почему же! – припомнил бывший королевский советник. – Она ее всем под нос совала, с меня потом тоже стребовать пытались… Твоя работа?
– Работа не моя, – вздохнул Том. – Моя – оплата. Чуть без последней рубахи не остался. Все сбережения ухнул.
– Хоть не зря? – подмигнул Ивар.
Томас расплылся в мечтательной улыбке:
– Обижаешь! Я же их, дамочек, насквозь вижу. Знал, за что плачу. И хоть потом не один месяц на хлебе с водой сидел, но не пожалел ни на минуту. Така-а-а-я женщина!
– Герой, – фыркнул командир. – Хлеба с водой я, правда, не помню, не ври, но то, что ты тогда еще долго исключительно служанками довольствовался, говорит само за себя.
– За удовольствие надо платить, – развел руками шалопай. – А если вдруг оно бесплатно обламывается, надо брать без разговоров. Так что прости, дружище, но я тебя покидаю. Мне там такое сейчас пообещали!
– Она же к тебе и не подходила. – Ивар бросил взгляд на селянку, глядевшую на Томаса, как кошка на сметану.
Рыжий снисходительно потрепал друга по плечу:
– Ивар, ты, конечно, мужик умный… Но в плане баб – темнота необразованная. Зачем ей ко мне подходить? Я и по одним глазам уже все в подробностях понял. Опыт! Ну, бывай…
– Вот кобель, – буркнул уязвленный лорд, даже отвернувшись. А когда повернулся обратно – волынщика уже и след простыл. Ничего удивительного – Томас своего не упустит. «Надеюсь, – подумал Ивар, – что поутру мне не придется, как обычно, с разгневанными родичами этой девицы разбираться. Хотя судя по ее лицу, «девицей» там и не пахнет. А если муж у ней имеется, и не дурак, то нынче ночью кое-кому снова по хребту прилетит. И пускай тогда сам расхлебывает, юбочник. Нет, женю я его все-таки. Точно, женю!»
Он покрутил головой по сторонам. Так, Творимир Мак-Тавишей за шкирки к сараю поволок… норманны во дворе вокруг костра с флягами устроились, песни свои, северные, завели… Бесс рядом с ними крутится, глазки строит (а как же Том?)… Нэрис у дверей о чем-то с Эйнаром болтает… «Улыбается, – ревниво отметил лорд. – И у него рожа что-то слишком довольная. С чего бы?» Ивар, с пару минут поколебавшись, все-таки дал волю собственническим инстинктам и с независимым видом направился к супруге. Правда, пока шел, все упустил: Эйнар, чуть поклонившись, благополучно смылся.
– Темнеет, – приобняв жену за плечи, издалека начал лорд. – А наши, как на грех, разгулялись.
– Ну так они же отоспались вчера, – пожала плечами Нэрис. – И я тоже, если честно. Вроде бы и ночь совсем скоро, а сна ни в одном глазу. Может, нам с тобой…
– Поддерживаю, – не дослушав, разулыбался Ивар.
Она взяла его под локоть и потянула за собой:
– Тогда пойдем. Они как раз начали…
– Кто начал? – не понял лорд Мак-Лайон. – Ты куда?
– Да к норманнам же. – Девушка кивнула в сторону костра: – У них такие песни красивые. Послушаем!
– А… эмм… ну да, конечно, я это и имел в виду, – невразумительно пробормотал бывший королевский советник, в очередной раз почувствовав себя дураком. Он-то уже на пуховую перину размечтался! А она про песенки… Тьфу ты! И как Тому удается с полувзгляда к себе в постель каждую вторую укладывать? Невзирая на возраст, сословие и даже семейную честь… Нет, не то чтобы лорд Мак-Лайон не умел обращаться с женщинами. Просто придворных дам никогда даже уговаривать было не надо – сами на шею вешались. Но тут… родная жена, а поди ж ты – все никак до дела не дойдет. «Доберемся до Тиорама – плотно займусь, – раздосадованно подумал Ивар, нехотя усаживаясь рядом с Нэрис возле костра. – А то ведь надо мной уже смеяться скоро начнут, ей-богу».
… – Весла несущий разрежет мышцы волны,
Но уже за резною кормою затянется рана…
Твердо на шею дракона опершись рукою железной,
Смотрит на кровь, что забрызгала небо, где солнце
Пало в воде… И опять зазвучит его голос,
Сотни героев на бой посылающий вечный,
Тысячам вдов и сестер повод для скорби дарящий!..
Томас, подсевший к своим всего несколько минут назад (шотландцы и норманны по-прежнему держались особняком) и со странным выражением на лице прислушивающийся к голосам, доносившимся от костра северян, возмущенно чихнул:
– Нет, и вот это они называют песней?
– А что тебе не так-то? – поднял голову от котелка один из шотландцев по имени Шон. – Вроде ничего…
– Да уши же режет!
– Тебя послушать, так только ты один на весь мир такой голосистый да талантливый, – скептически хмыкнув, вступился за норманнов другой боец. – Нормальный голос у мужика, и слова красивые.
– А рифма? А ритм? А смысл, в конце концов? – взвился чувствительный бард. – Это же издевательство какое-то. А «слова красивые», чтоб за их кучей всей убогости повествования видно не было.
– Том, уймись, – миролюбиво проговорил Ивар, пошевелив палкой угли. – Далось оно тебе! Пускай поют. Они же твои баллады не хают.
– Еще б они хоть слово сказали, – воинственно фыркнул волынщик. – А ты мое творчество вот с этими завываниями не сравнивай. Я, может, и не ахти какой поэт, но…
В знаках богов не нуждаясь, на радость вороньему пиру,
Там, где во гнездах из камня и дерна тела упокоятся наши,
Мясом сожженным пернатых волков поднебесья маня неустанно,
Копьеломателей стены врагов наших берег покроют…
– Матерь Божья! – взвыл «творческая личность», хватаясь за голову. – Ну ни слова без двадцати строчек отступлений сказать не могут. Накрутят, навертят черт-те чего. Нормальные люди поют для таких же нормальных людей, чтоб всем все понятно было. Про любовь – так про любовь, про битву – так про битву. А это вот сейчас про что?
