Мурке моментально представилась стройная шеренга балетных выпускниц – все как одна в пачках, в квадратных академических шапочках с кисточкой и со здоровенным газовым баллоном под мышкой! У ног ошивалась личная выворотность, почему-то представившаяся Мурке мелким зверьком. Вроде выхухоли.
– Баллон – на сколько ты можешь зависнуть в воздухе при прыжке и позу при этом держать, – правильно истолковав Муркин остекленевший взгляд, снисходительно пояснила Настя.
– Это противоречит законам физики. – У Кисоньки были хорошие манеры, поэтому она не стала в Муркином стиле заявлять, чтоб Настя перестала им лапшу на уши вешать.
– Ой! – Настя вдруг по-настоящему смутилась. – Не знаю я насчет физики… Понимаете, когда и в хореографической учишься, и в спектаклях тебя задействовать начинают, на общеобразовательную совсем уже сил не остается! Баллон – это вот так… – и Настя прыгнула.
Невероятно, но… пусть на краткий миг, Настя действительно зависла в воздухе! Как в стоп-кадре, белым росчерком застыла на фоне линялой стены – ноги вытянуты, как раскрытые ножницы, руки крыльями взметнулись над головой…
– Слушай, а если б и нас про Ньютона и его яблоко не учили, может, мы бы тоже так смогли? – тоскливо пробормотала Мурка.
– «Матрица» в реале, – выдохнула Кисонька. – Нео с Тринити отдыхают!
Настя беззвучно приземлилась и изящным пируэтом повернулась к сестрам.
– А выворотность – насколько можешь ногу наружу вывернуть! – ничуть не запыхавшись, сообщила она. Застыла, балансируя на одной ноге, а вторую – вскинула и вывернула. Действительно наружу. Казалось, ей, как кукле, – вытащили ногу из сустава и вставили наоборот, коленкой вниз, пяткой вверх.
Кисонька молча вцепилась в декорацию и попыталась повторить. Нога не выворачивалась. Во всяком случае, так!
– Я по шесть часов в день училась! С пяти лет, – утешила ее Настя и добавила: – Через три года получилось.
Кисонька остановилась.
– Понимаете, новую солистку можно сделать из школьницы, но не из кордебалетного перестарка! – продолжала объяснять Настя. – Если к восемнадцати, ну, девятнадцати годам из кордебалета хоть в какие солистки не выбилась – все, суши весла, ищи мужа! Возьмем ту же Тасю, например. Она неплохая балерина, но… холодная, что ли… а в современном балете не только танцевать, еще и играть надо – чувства, состояние. И техника у Таси гуляет, то есть для классики тоже не годится, там техника – главное! А еще у Таси… – Она огляделась, точно боялась, что ее подслушают, и, скорчив смущенную гримасу, будто собралась рассказать неприличный анекдот, тихонько пробормотала: – Попа!
– А у кого ее нет? – пожала плечами Мурка.
Настя поглядела на нее с искренним негодованием.
– У меня, например! – отчеканила она так обиженно, будто ее заподозрили в наличии хвоста. И демонстративно повернулась к девчонкам тем самым. Чего нет.
Мурка поглядела. А ведь, пожалуй, и правда… Пожалуй, что и нет. Пожалуй, это можно назвать местом для сидения. Или скорее – срезом для сидения.
– А у Таси она… круглая! Говорят, она… макароны в детстве ела! – снова поворачиваясь лицом, со священным ужасом выдохнула Настя. – В тунике… ну, длинной юбке, как у привидений в «Жизели», еще ничего выглядит, а в пачке – вот для «Лебединого» – страх и ужас, никакой эстетики! А у нас балет! Все должно быть красиво! – гордо сообщила девчонка. – Если бы Саня не уехала, выше третьего состава – даже не запасные, а запасные запасных… – пояснила она специально для Мурки, – Тасе не подняться!
– В каждой избушке свои погремушки, – пробормотала Мурка. Ей было… неуютно. В свои четырнадцать и она, и сестра уже успели стать чемпионками Европы среди юниоров, а сэнсей говорил, что их спортивная карьера на самом деле даже толком не началась, вот годам к двадцати… И другие девчонки в их секции рукопашного боя пусть не Европу выигрывали, все равно были круты – городские первенства, областные, турниры стран, турниры содружеств… Но заниматься делом, в котором к восемнадцати годам, когда другие только школу кончают, с тобой тоже может быть уже все кончено – причем навсегда? Да еще с самого начала знать, что хоть кем-то, хоть паршивенькой солисткой станут единицы… А ничего другого, кроме как танцевать, ты не умеешь и уже вряд ли научишься… Мурка покачала головой. Она начинала потихоньку верить – за хорошую, настоящую эту… как ее… партию и впрямь могут убить!
– В общем, все знали, что кто-то из нас – или я, или Ритка – Тасю в конце концов заменит! – продолжала Настя. – А теперь, когда еще и Лена на весь сезон выпала – одна из нас может стать примой! И похоже, это буду я! – возбужденно выпалила она. И тут же снова поникла: – Если меня Ритка раньше не убьет!
– А по-моему, все равно фигня получается…
От прозвучавшего в наушнике блютуса мальчишеского голоса Мурка едва не подскочила не хуже Насти, разве что вертикально вверх и без зависания. Нервно выдохнула. Увлеклась, заслушалась, а ведь сама подключила рабочую комнату «Белого гуся» к разговору с балериной!
– Творческая натура у девушки, тонкие нервы! – продолжал Вадька – так всегда говорила его мама, когда живущая у них этажом выше арфистка городской филармонии закатывала скандал мужу – с визгом и метанием тяжелых предметов. Судя по дрожанию потолка, швырялась она не иначе как своей арфой. – Не знаю, какой у них конструкции подъемник, но точно знаю, что стальной трос так просто не перережешь! Никакая балеринка с тощими ручонками этого не сделает, тем более за час! И там же механик был! Он что, сидел и смотрел, как она вжик-вжик – тросик ножовкой пилит?
– Думаешь – случайность? А если механик замешан? Неплохо бы с ним… поговорить, – пробормотала Мурка, ударяя кулаком в ладонь – ее любимый стиль разговора с подозреваемыми.
– Ты спроси у нее – подъемник, который сломался, он что, новый совсем? – вместо ответа потребовал Вадька.
– Он как все оборудование! – удивленно поглядев на задавшую вопрос Мурку, пожала плечами Настя. – Театр в семидесятые построили, тогда и подъемник установили. У нас графа Альбера в «Жизели» сам Марис Лиепа танцевал! – с восторженным придыханием сказала она. – С нашей Загуменниковой!
Вадька в рабочей комнате агентства не знал, кто такой Марис Лиепа, но ему было наплевать:
– Такое старье могло запросто само поломаться!
– Сорок лет ничего, а именно подо мной взял и поломался? – пробормотала Настя, недоуменно глядя на близняшек – она никак не могла понять, с кем они еще разговаривают.
Мурка засмеялась:
– У девчонки есть своя логика!
– Ага, балетная, – в наушнике кисло согласился Вадька.
– Но эти-то двое, которых я вырубила, за ней гнались! – вмешалась Кисонька.
– Ой, извините, девчонки, но я пойду переодеваться! – неожиданно заторопилась маленькая балерина. – Сейчас вторая репетиция начнется, если я опоздаю… Ритка меня без всяких посторонних наемников, одним языком прикончит! Я это… – она замялась. – Спасибо! Спасли. Представляю, какая у Ритки рожа станет, когда она меня увидит. – Настя попыталась улыбнуться, но видно было, что ей снова страшно – невыносимо, до дрожи. Она то делала шаг к уходящему из декораторской темному коридору, то пятилась обратно, поближе к близняшкам.
