Пропускать, однако, Ивана Васильевича никто не собирался. Или просто не стремились сразу выполнить команду. Следовательно, не уважали человека, ее отдающего, либо просто имели собственное мнение, как и равные права. И это следует учесть в дальнейшем. Если есть между противниками противоречие, его следует использовать с выгодой для себя. Иван Васильевич умел просчитывать последующие шаги точно так же, как умел и действовать спонтанно.
И тогда он спокойно отодвинул руку с пистолетом. Не осторожничая, а уверенно, демонстрируя презрение к оружию в чужих руках, стараясь не делать резких движений, способных спровоцировать выстрел. Плечом отодвинул человека, загораживающего ему путь, разделся, как всегда в прихожей, разулся и обувь поставил на место. То есть был настоящим хозяином в своем доме и вел себя так, будто бы не происходило ничего особенного. И его спокойствие, чувство собственного достоинства действовали на незваных гостей – Иван Васильевич это заметил. Как и то, что рядом с «тревожной» кнопкой на сигнализации обрезан провод. Следовательно, незаметно нажимать на кнопку бесполезно.
Он прошел в комнату и зажег свет. Там в темноте его дожидалось еще трое. Двери в две другие комнаты и кухню были закрыты, но не похоже было, что там еще кто-то прячется. К чему, когда их и без того пять человек на одного немолодого генерала? Пусть даже один из пяти старше его самого, но четверых, наверно, посчитали, должно хватить с избытком.
Он привык рассчитывать на собственные силы и лучше других знал свой боевой потенциал. В свои пятьдесят четыре генерал-майор Арцыбашев выдерживал без изнеможения все марш-броски, что сам проводил для спецназа внутренних войск, а в рукопашных учебных боях многим молодым обладателям такого же крапового берета мог дать фору. И четверо противников его не смутили бы.
– Извините уж, Иван Васильевич, что так назойливо ведем себя… – ухмыляясь, сказал тот, что старше. – Но это последствия вашего нежелания вести переговоры.
– Переговоры в таком тоне, что вы пытаетесь мне навязать, ведутся с побежденным противником. А вы еще не победили меня, Иван Александрович. И я не уверен, что сумеете.
– Мне кажется, сам факт нашего появления здесь – уже победа.
– Ошибаетесь, товарищ полковник. Но вам трудно понять, что такое победа. Вы были полковником КГБ, кабинетным сотрудником, и потому не в состоянии ощутить вкус настоящей победы. Вы по большому счету не знаете, что это такое… Кажется, я не ошибся в вашем имени-отчестве? И фамилию вашу, кажется, помню. Самойлов? Так?
Полковник ухмыльнулся уже без желания изобразить улыбку.
– Так, так… Но мне самому вовсе не обязательно проходить полный курс боевых ощущений. Вкус победы хорошо знаком одному из моих парней… – И кивнул в сторону самого крупного: – Чемпион мира по боям без правил.
Генерал посмотрел с легким любопытством. Рост сто девяносто, вес около ста двадцати. Откровенный тяжеловес. Это впечатлило бы человека с улицы, но не генерала краповых беретов, который сам имел вес чуть меньше ста, да и ростом был ненамного меньше чемпиона.
– А до боев без правил чем ваш боец занимался? Из какого вида в бои пришел?
– Я сразу с боев начал, – плохо выговаривая слова по-русски, сказал чемпион мира.
– Значит, базы нет. Ничего не умеешь, – отмахнулся генерал.
– Он – чемпион мира, – напомнил отставной полковник КГБ.
– Я знаю, что такое чемпионат мира в современных условиях. Большинство чемпионатов можно приравнять к чемпионату двора. Пригласят пару парней из наших бывших республик и объявляют, что проводят чемпионат мира. И даже специально для этого случая собственную федерацию регистрируют. Много я таких чемпионов видел. А в действительности они – «добро» на лопате…
Это чемпиона мира сильно ударило по самолюбию, даже руку поднял, показывая, что может и удар нанести. Но дистанция между ним и генералом была метра три – на такой дистанции руку поднимать безопасно, как подумал, видимо, чемпион. И никто не ожидал реакции немолодого генерала. Он эти три метра преодолел одним скользящим скачком и нанес прямой удар в челюсть. Причем кулак попал в точку в самом конце траектории движения, то есть в момент, когда рука набирает максимальную силу. Чемпион мира рухнул и несколько мгновений даже головой не шевелил. Все остальные, кроме полковника, тут же подняли пистолеты. Три ствола смотрели в грудь генералу, который сохранял полное спокойствие.
Так же спокоен был и Самойлов.
– Это впечатляет, – согласился полковник. – Вам можно и самому в чемпионате мира участвовать. Но кулак не победит пистолет.
– Случалось, – возразил генерал.
– Но не три пистолета.
– С этим соглашусь. Выслушайте мой ответ и уматывайте отсюда. Ответ, естественно, прежний – сабля не продается. Это наследственная реликвия, которая должна перейти от меня к моему сыну. И она перейдет к нему.
– Поздно, – сказал полковник. – Сабля уже у нас. Ни к вам, ни к вашему сыну она уже никогда не вернется. Она уже сегодня в другую страну улетит, и никогда никто ее больше в России не увидит. Ее и раньше видели немногие. А теперь не увидит никто.
Он наклонился, приподнял с дивана коврик и вытащил из-под него красивейшую саблю.
– Осталось только спросить вас, Иван Васильевич, где ножны. Эта сабля без ножен не имеет и половины своей цены…
– Украли, – засмеялся генерал, понимая, что против трех пистолетов он, даже имея великолепную боевую подготовку, бессилен что-то предпринять. – Не вы одни такие уроды. Позавчера еще. Прихожу домой, сабля на полу валяется, а ножны украли. Расстроился, конечно, да что сделаешь.
– Я серьезно спрашиваю. – Голос Ивана Александровича изменился.
– А я серьезно и отвечаю. Нет у меня больше ножен…
Полковник поднял клинок и провел им в воздухе. Он не делал рубящее движение, и даже клинком взмахнул не слишком резко, тем не менее воздух вокруг клинка вдруг слегка звеняще и с вибрациями «запел», как и полагается ему «петь» вокруг настоящего булата. И это создавало сабле какой-то ореол волшебства. Иван Александрович на этом не остановился, сначала пальцем потрогал лезвие, проверяя остроту, потом упер острие в пол и надавил ногой на середину клинка. Клинок легко изогнулся, показывая свою необычную гибкость.
– Порядочные люди гибкость проверяют не так. Они не оскорбляют клинок, наступая на него. Оскорблять булат опасно. Вы рискуете, товарищ полковник, от этого клинка и погибнуть.
Самойлов задумчиво отступил на шаг и вдруг взмахнул саблей резко и так, что острие прошло в нескольких сантиметрах от лица генерала.
– Не каркайте, товарищ генерал. Я человек суеверный.
– Я не каркаю, я предупреждаю. Это старинное поверье, и касается не только этого конкретного клинка, но любого булатного оружия. Общаться с ним разрешается только с уважением. Гибкость булата в старину проверяли иначе, без ноги. Показать как?
