Я передернул затвор и дослал в патронник патрон. Это, может быть, даже лучше, чем пистолет, похищенный со стола имама. Пусть в пещере звук выстрела даже из винтовки с глушителем будет слышен, но не настолько, как пистолетный. А если Адам появится не один, то в узком коридоре крупнокалиберная винтовка сыграет роль пушек молодого Бонапарта на парижских улицах
[11]
.
Я ждал шагов, и шаги раздались. Торопливые, топающие, характерные, которые можно было узнать сразу. Адам шел один. Дверь в мой грот была открыта. Адам сказал несколько резких слов Рамазану, тот ничего не ответил. Держа винтовку на коленях, я навел ствол на дверь, имея возможность выстрелить сразу, даже через дверь. Пуля такого калибра боковую броню бронетранспортера пробьет, не то что доски. Но стрелять не стал. К чему тратить патроны, которые могут сгодиться для того, что я задумал.
Адам вошел. На свою винтовку внимания не обратил. Видимо, и единой мысли в его мелкой неумной голове не закралось, что я могу выстрелить. А мне просто хотелось посмотреть на его реакцию. Но если не отреагировал, то и не нужно. Я отставил к стене «Гекату» и взял в руки чехлы с упакованной винтовкой «Харрис». По чехлам узнал, что это винтовка Валерки Братишкина. Память от него. И память эта требовала отмщения. Я словно ощутил желание винтовки. А мое желание было вернуть и свою винтовку. Нельзя такое мощное оружие в руках бандитов оставлять.
– Имам говорил, ты сегодня хорошо поохотился? – спросил я.
Адам заулыбался и показал гнилые зубы. Тусклый свет масляного светильника делал их совсем коричневыми.
– Редкая охота. Семь человек…
– «Летучие мыши»? – Я с болью подумал о том, кто же из парней моего взвода попал на прицел этому мелкому ублюдку.
– Нет. «Летучие мыши» в лес ушли. На перевале только «краповые» оставались. Меня имам просил фокус показать. Я и показал. Зашел сбоку, с хребта. Стрелял только так, чтобы затылок снести. Знаешь наши местные легенды?
– Не успел еще услышать.
– Оборотни, говорят, нападают и выгрызают человеку мозг. Вот я под оборотня и работал. Пули запилил крест-накрест, под разрывные. Стрелял сверху, когда голова наклонится, в темечко. Затылок весь выносило. Пойми потом, что это именно пуля натворила…
– Лукман твой рекорд побить хочет?
– Хотеть мало. Он плохо стреляет.
Снайперы бандитов, видимо, не слишком уважали друг друга.
– Он тоже к «краповым» пошел?
– Да. На ту же сторону, где и я был. Я объяснял ему, где на хребет подняться. Но он оттуда не попадет в темечко. Всю картину испортит. Я просил имама, чтобы он не пускал Лукмана, но имам велел ему идти.
Пока Адам, довольный своей охотой, рассказывал, я уже собрал «Харрис». На счету этой винтовки пока нет ни одной живой мишени. Валерка стрелял из нее только по учебным целям. Но пора уже использовать оружие по назначению.
– Ну что, подойдет? – спросил Адам.
– Подойдет…
Я отставил винтовку в сторону, встал и расправил плечи. Сам я среднего роста, а Адам был чуть выше моего плеча. Не затягивая дела, я потянулся, расставив руки, словно бы разминал усталые мышцы и прямо из этого положения ударил Адама тыльной стороной ладони в лоб, но не сильно, только чтобы голову его запрокинуть, и тут же, захватив затылок двумя руками, пригнул его еще ниже и нанес удар коленом в челюсть. Адам отключился. У меня появилась сначала мысль оставить его лежать здесь в бессознательном состоянии, и только закрыть на ключ. Но вспомнилось, с каким удовольствием он рассказывал о своей удачной охоте, и я довершил дело. Наклонился над лежащим лицом вниз снайпером, одной рукой захватил подбородок, другой – затылок и резко дернул влево. Шейный позвонок громко треснул. Правосудие свершилось.
* * *
– Неси… – вручил я Рамазану тяжелую «Гекату». – Стрелять не вздумай. Патронов всего семь штук. Они еще пригодятся. И патроны-то непростые. Адам сделал их разрывными. Самый конец запилил крест-накрест. Пуля в тело попадает и разрывается на четыре части. Жестокая вещь…
– У меня к автомату три магазина, – похвастался Рамазан и похлопал себя по карманам разгрузки.
– Вот из автомата и стреляй. Но тоже только в крайнем случае. Нам лучше уйти тихо.
– А Адам? – Рамазан посмотрел на дверь в грот. Масляный светильник там я уже потушил.
– Он перепил воды, которую дал мне имам, и по моему приказу сам себе сломал шею. Тебя такой вариант устраивает?
Рамазан заулыбался.
– Чему ты радуешься?
– Адам был плохим человеком. Его никто не любил, кроме имама Магомедова.
– Пусть имам о нем сам переживает. Ты говорил, что знаешь, куда идти?
– Я недавно провожал имама в качестве охраны. И знаю ход.
– Куда этот ход ведет?
– В Погорелый лес. Но туда пройти можно только через Мокрый грот, где волки живут. Нужно дождаться, когда волки убегут в лес, и пройти. Или волков перебить.
– Много их?
– Девять штук.
– Они в самом деле оборотни?
– Говорят, так…
– И людоеды?
– Говорят так.
– А ты их сам видел?
– Не видел. Но имам так рассказывал. Волки только одного человека слушаются. Он с ними живет и с Магомедовым дружит. Имам иногда группу посылает за баранами в отары. Это для волков. Чтобы подкормились и на нас не нападали. Когда они сытые, жить в пещере спокойнее. И не воют почти. Только за мясом давно уже не ходили. И потому страшно. Бывает, волк по пещере пробегает. К стене прижмешься и дрожишь. А он мимо бежит, скалится и рычит. И не знаешь, сытый он или голодный…
– Да, мало приятного в такой встрече, – признал я, живо представив себе картину.
– Конечно… Собаку в горах встретишь, не знаешь, как отбиться. А тут волк…
– Значит, твой проход ведет в Погорелый лес, но пройти по нему можно только ночью?
– В Мокрый грот можно из верхних окон заглядывать. Волки в любое время убежать могут. Иногда спят, голову поднимут, когда учуют, и снова спят. Это значит, сытые. И кое-кого даже пропускают мимо.
– Ладно. Мы время терять не будем. У нас задача своя, поэтому пойдем в другую сторону.
– Я туда дорогу не знаю, – признался Рамазан.
– Я постараюсь вспомнить. Идем… Фонарик у тебя есть?
