Сработало.
И следующие пять барбарисок поймал запросто.
– Здорово! – Иван Пантелеевич улыбнулся. – Есть руда, будет
и металл. Только гляди, Сережа, не прозявь свой талант. Это самое большое
преступление, которое может совершить человек. Меня слушай, я тебя настоящим
человеком сделаю, на большую дорогу выведу.
Поверил ему тогда Серега, сразу. Потому что никогда в жизни
таких людей не встречал.
И правильно сделал, что поверил.
О, спорт!
Сергея поселили в общежитии «Ленинских соколов», без
экзаменов приняли в Институт физкультуры, где он отучился пять лет, почти не
появляясь на занятиях. Во-первых, у него была индивидуальная программа обучения
и тренировок, а во-вторых, какие сессии-зачеты могут быть у чемпиона?
Когда-то спортивный клуб, название которого вскоре стало
неотделимо от имени Сергея Дронова, принадлежал Военно-Воздушному Флоту и
звался немного по-другому – «Сталинские соколы». Теперь он вроде как числился
при министерстве гражданской авиации, но это значило не больше, чем
принадлежность «Спартака» мясо-молочной промышленности. «Соколы» были
организацией самостоятельной, весьма авторитетной и мощной. На футбол и хоккей
клуб ставку не делал – в этих видах спорта была слишком сильная конкуренция, а
держал курс на лидерство по легкой атлетике, и на этом поприще не имел себе
равных не только в Союзе, но и, пожалуй, во всем мире. Не зря в газетах за
«Ленинскими соколами» закрепилось лестное прозвище «кузницы мировых рекордов».
А с появлением нового юного дарования молоты в прославленной кузнице застучали
с удвоенной (нет, с учетверенной) быстротой.
Иван Пантелеевич Дыбайло (такая у Сэнсэя необычная фамилия –
сильная, с металлом) вообще-то в «Ленинских соколах» на службе не состоял. Он
был человек большой, государственный, а клубом занимался на общественных
началах – вроде хобби такое. Руководство спортобщества перед ним прямо на
задних лапках ходило, потому что опора и оплот. И тренировочную базу пробить, и
импортное оборудование достать, даже новый стадион построить – всё может.
Про свою основную работу Сэнсэй никогда не рассказывал. Оно
и понятно – «Соколами» и лично Дроновым он занимался для души, то есть для
того, чтоб отдохнуть от своих важных дел, на время о них забыть. К тому же (это
Сергей понял со временем), Ивана Пантелеевича как крупный номенклатурный кадр
несколько раз перемещали с одной руководящей должности на другую. В первой
половине восьмидесятых он, похоже, служил в ВЦСПС – во всяком случае, Серега
заезжал за ним в профсоюзный комплекс на Ленинском. Потом работа Сенсея
переместилась на Старую площадь, в один из корпусов Центрального Комитета. Но
чем бы он там, в своих государственных высотах ни занимался, страсть у Ивана
Пантелеевича была одна – спорт, на который он тратил всё свободное время. А уж
сколько с Дроновым, щенком лопоухим, провозился – вовек не отблагодарить, не
рассчитаться. Лично вел перспективного спортсмена, причем не по-любительски, а
профессионально, как тренер самой что ни на есть высшей квалификации.
Тогда, летом 1980-го, он протащил Серегу чуть не по всем
видам спорта, выбирая оптимальный.
Тяжелую атлетику отмел сразу, сказал, скелет хлипковат, да и
быстрая реакция там не главное.
Бокс тоже забодал – скорость классная, но силенки маловато.
Для бега на длинные и даже средние дистанции Дронов не шибко
годился – разгонялся ого-го как, но потом выдыхался.
Зато когда Сэнсэй поставил его на стометровку, Серега (само
собой, с помощью заветной иголки) дал по гаревой дорожке результат 3,5 секунды!
У Ивана Пантелеевича на лбу аж пот выступил.
– Ты вот что, – сказал он хрипло, – ты так не бегай. А то
поломаешь к черту всю мировую легкоатлетику. Уже скоро десять лет, как никто не
может побить рекорд Джима Ханса – 9,95, а ты три с половиной! Учись гасить
скорость. Твоя задача – 9,90, понял?
Ладно, перешли в бассейн. Плавал Серега тогда хреновато,
по-деревенски, но как припустил саженками по-вдоль бассейна, прямо вода
закипела. Прогнал 100-метровую дистанцию за 22 секунды с копейками. А мировой
рекордсмен Джим Монтгомери, как выяснилось, на олимпиаде в Монреале вольным
стилем еле-еле разменял пятидесятку.
В длину – исключительно благодаря быстрому разбегу – Дронов
сиганул на десять с хвостиком, при том что рекорд Джесси Оуэна (8,13) считался
непобиваемым уже полтора десятка лет.
В высоту прыгнул на 2 метра 87 сантиметров, и это безо
всякой подготовки.
После первого же Серегиного рекорда Иван Пантелеевич
позаботился о том, чтобы дальнейшие испытания проходили без свидетелей.
– На тебя надо гриф «совершенно секретно» шлепнуть, – сказал
он, возбужденно потирая руки. – Ты водородная бомба советского спорта. Ну,
попляшут они у нас!
По мнению Сэнсэя, у Дронова был хороший потенциал для
пинга-понга, тенниса, футбола, хоккея, однако выбор остановили все-таки на
легкой атлетике.
– У тебя такой запас мощности, что ты можешь каждый год по
новому мировому рекорду давать. Будешь понемножку уменьшать торможение, и все
дела. А когда натренируешь мышцы да поднаберешь техники, то улучшишь результат
раза в полтора против нынешнего. Не задирай нос, не разбалтывай дисциплинку, и
станешь величайшим спортсменом всех времен, это я тебе гарантирую.
Эх, счастливое было время.
Дурацкое словечко «костольеты» из Серегиного употребления
вышло. Для обозначения внутреннего тайного отстука больше подходило красивое
слово «Метроном». Переводить Метроном в Режим Дронов научился без перебоев.
Иной раз и иголку доставать не требовалось, достаточно было вспомнить, что она
здесь, в специальном кармашке спортивных трусов или плавок.
Кстати о кастаньетах (а не «костольетах», как он, лапоть
басмановский, называл): при желании Сергей мог бы и в танце достичь больших
высот. Когда бывал на дискотеке или где танцевали, Метроном в два счета
подстраивался под музыку, и Дронов телом, ногами, шеей такое выделывал – все
вокруг замирали. Попался бы Сереге на железнодорожном переезде не спортивный
деятель, а, скажем, Игорь Моисеев, быть бы Дронову сейчас народным артистом,
каким-нибудь Махмудом Эсамбаевым.
Но Иван Пантелеевич интересовался не ритмами, а метрами и
долями секунд. В то лето в Москве шла Олимпиада, на которую Серега, конечно,
попасть не успел. Зато под руководством Сэнсэя дублировал все легкоатлетические
состязания и дал тогда не то десять, не то пятнадцать мировых рекордов, да
каких!
– Ничего, – уверенно говорил тренер. – Следующая олимпиада
твоя.
