Главную работу – получение разрешения на землеотвод – он
берет на себя. С мелким бандитом Мельниковым дел иметь напрямую не станет,
много чести. Только через Дронова, Пускай бывший группенфюрер шестерит по
мелочам, занимается текучкой и решает трудности, если таковые возникнут на
местах.
– За это вам с ним треть прибыли, как поделить – решайте
сами. Две трети будешь отдавать мне. А забалует твой Мюллер – плюну и разотру.
– Не забалует, – пообещал Сергей, ошарашенный открывающимися
перспективами. – У него башка варит.
И жизнь пошла такая – только успевай вертеться да
придумывать, куда бы деньги потратить.
Сергей раньше считал себя человеком богатым, но только
теперь осознал, что такое настоящий достаток.
Переселился в двухэтажный кирпичный дом, бывшую госдачу,
выкупленную за смешные деньги – шесть тысяч. «Волгарь» и «лада» второй год
пылились в гараже, Сергей теперь гонял на джипе «гранд чероки», а для
культурных выездов еще держал «ауди».
80-метровую квартиру на Ленинском отдал мамке. Она давно уже
не работала, жила на сыновние деньги, а тут и вовсе распушила хвост: вставила
фарфоровые зубы, сделала в Центре Красоты подтяжку и стала чистая Эдита Пьеха,
даже лучше. А чего, не старая еще. Бабе сорок пять, ягодка опять. Пускай
поживет в свое удовольствие, за все прежние мытарства. Шубы так шубы, кольца
так кольца, маникюрши-массажистки – ради бога. Полюбила деньги тратить, всё ей
мало. Да ладно, не жалко. Куда ее девать, эту капусту. Не мариновать же?
У поворота
Никогда Серега не был жаден на деньги. Того, что накопил,
ему бы с лихвой хватило. Но взялся за гуж, не говори что не дюж. Сэнсэй человек
масштабный, так дачный бизнес раскрутил – ого-го. Работы у Дронова хватало.
Вот и сегодня надо было гнать за реку, смотреть новые
участки – годятся, не годятся. Лучше бы, конечно, с Иваном Пантелеевичем, у
него глаз алмаз, вмиг просекает перспективу, на годы вперед. Но и Сергей за
полтора года кое-чему научился.
Короче, сел в джип, поехал.
Свернул со своего Любавинского шоссе на Рублевку, погнал
через заповедную зону, которая (Сэнсэй обещал) скоро тоже на списание пойдет.
То-то бабок наварится. Цены с 88-го не просто подросли, теперь за дачные
участки брали исключительно зелеными. Раньше за валютные операции в особо
крупных размерах высшую меру давали, а нынче народ ни черта не боится. Свобода.
Когда тормоза на повороте скрежетнули как-то чересчур
пронзительно, Сергей покосился на спидометр.
Ни хрена себе! Сто восемьдесят! Как это он еще с трассы не
слетел?
Оказывается, сердце работало в Режиме, барабанило в
учетверенном ритме. А он задумался, не заметил.
Дронов резко сбросил скорость, потом вообще затормозил.
Что за дела? Второй раз за день. Может, заболел?
И вдруг Сергея пробило.
Впереди, всего в ста метрах, был поворот на Колину Гору, а
там мост, и за ним поворот, где он когда-то увидел Белый Столб и чуть не сыграл
в ящик.
Может, Метроном почуял близость места, где он впервые начал
отстукивать свои то-так да токо-так?
Вряд ли. По этому шоссе за минувшие годы Дронов проносился
много раз, но ничего такого не случалось.
Направо, кстати сказать, ни разу не повернул. Если надо было
в ту сторону, ездил в объезд. Нипочему, а так просто. Сердце не лежало.
Сегодня же сердце явно звало: поверни, поверни.
Ну, он и повернул. Потому что сердца нужно слушаться.
Глава восьмая
Счастливого пути
Дарновский тащился по узкому Рублевскому шоссе за самосвалом
на скорости сорок. И не обгонишь – двойная разделительная, а правила движения
он из принципа не нарушал, считал, что все российские беды именно из-за того,
что никто не хочет порядок соблюдать. Переходят улицу на красный свет,
паркуются где запрещено, кидают бумажки на тротуар, а потом удивляются, что в
стране бардак.
Музыка между тем наигрывала всё быстрей, всё призывнее –
будто разом и подгоняла, и подманивала.
Он даже сказал вслух, с раздражением: «Да понял уже, понял.
Еду».
Кто бы мог подумать, что у него в подсознание встроен
календарь? Какая-то извилина в подкорке среагировала на звукосочетание
«десятоемая» и самопроизвольно включилась. Интересно, если б мамхен не
напомнила, он сам так и не сообразил бы, что сегодняшний концерт юбилейный?
Самосвал, наконец, свернул в сторону, и Роберт разогнался до
разрешенных шестидесяти. Судя по карте, сейчас будет поле, там пост ГАИ и
поворот направо, к мосту.
Повернул.
Саундтрек сразу сменил ритм и тональность, музыка стала
тихой, лирической, но не умиротворяющей, а наоборот – какой-то сжимающей
сердце.
Ничего, сказал себе Роберт, вон уже мост видно, а за ним тот
самый поворот. Скоро эти загадки разъяснятся. Вряд ли, конечно, что-нибудь
произойдет. Просто выйду, возложу воображаемый венок, постою немножко. На этой
минуте молчания концерт скорее всего и закончится. Извилина удовлетворится и
уйдет в подполье до следующего юбилея.
На мосту, кажется, шли ремонтные работы, встречные потоки
машин пересекали реку по очереди, и «девятка» Дарновского встала в длинный
хвост.
Кажется, за Колиной Горой тогда была деревня и пустое поле,
припомнил Роберт, оглядываясь по сторонам. А теперь, гляди ты, поля почти не
осталось – сплошное строительство: коттеджи, коттеджи. Дачный бум.
И машин вон сколько. Причем ни одного «запорожца» или
старого «москвича», все больше «лады» дорогих моделей да «волги», немало и
иномарок. Это новые нэпманы. Осваивают кантри-лайф, по западному образцу. А
возле лимузинов шустрят представители «индивидуально-трудовой деятельности»,
еще один продукт Перестройки: шпанистого вида мальчишки предлагают протереть
стекло, бабка носит кастрюлю с пирожками, одноногий инвалид продает какие-то
брошюрки, худенькая девушка в косынке торгует ландышами.
