— Полина, за это время ты перевернула весь мой мир. Ты изменила меня. И я больше не могу представить свою жизнь без тебя. Я хочу все время быть с тобой, чувствовать твое настроение, знать твои мысли, радоваться и грустить вместе… Ты то плачешь, то кипишь от ярости, а то вдруг увидишь каких-то глупых рыбок и радуешься, как ребенок. В эти моменты я даже забываю, что я не такой, как ты. Мне кажется, что я обычный человек, и я счастлив от этого. Но потом вспоминаю, что твой дом — земля, а мой — море. Каждую ночь я клянусь себе, что найду способ стать человеком, чтобы всегда быть с тобой… — Его лицо было как никогда серьезным.
— О! — вырвалось у меня. Я смотрела на Семена во все глаза и не могла найти слов.
— Любовь казалась мне самым смешным из ваших чувств. Я никак не мог понять, почему ради любви люди совершают такие странные, нерациональные вещи — становятся лучше или убивают, развязывают войны или пишут гениальные стихии картины. Я с удивлением наблюдал за тем, что любовь делает с вами. Сегодня парень меняет девушек как перчатки — приходит на пляж каждый день с разными, и все у него отлично, он улыбается, смеется. А завтра он таскается за одной как приклеенный, и лицо у него несчастное, сразу видно, что ему плохо. И все-таки под страхом смерти не откажется от этой девушки, хотя она ничем не лучше других… — Голос Семена становился все тише, и я хотела закричать: «Хватит! Не говори больше ничего, у тебя почти не осталось сил!» — но я не смела. Я поняла, что ему и так очень неприятно показываться мне в таком состоянии. Лучше до последнего делать вид, что я не замечаю его слабости.
— Как-то раз в Болгарии я общался с одним профессором-биологом… — Он заметил на моем лице невысказанный вопрос и пояснил: — Нет, это было обычное общение, зачем топить такого умного человека, который к тому же рассказывает очень интересные вещи? Так вот, глядя на влюбленные парочки на берегу, профессор сказал: «Вот ведь что делает с нами, людьми, инстинкт продолжения рода!» Я тогда вспомнил, что нечто подобное свойственно и морским существам. Рыбы! Ведь инстинкт продолжения рода тоже заставляет их совершать невообразимое — стаи снимаются с места и плывут через несколько морей, преодолевая огромный, изнурительный путь, чтобы оставить потомство в определенной точке земного шара, там и только там. Многие гибнут по дороге, но их это не останавливает. Тогда я решил, что любовь — это какой-то примитивный инстинкт, свойственный низшим существам… А теперь я признаю, что сам стал одним из таких влюбленных. Я должен разобраться в себе, Полина, я не успокоюсь, пока не пойму, что ты такое сотворила со мной. Скажи: сейчас, когда ты видишь своими глазами мою неполноценность, ты не разочаровалась во мне?
Внутри у меня бушевал ураган эмоций, но я старалась сдержать его. Я несколько раз глубоко вздохнула и выдавила:
— Если бы ты знал, как я люблю тебя!
В эту минуту солнце погладило нас своим последним лучом и скрылось за кромкой горизонта. Небо еще хранило его оттенок — ярко-оранжевый с розовым. Море приняло торжественный вечерний вид и мерно шумело за окном. Мне подумалось: оно шумит так тысячи лет, и нет ему дела до простых человеческих страстей. Умрем мы — но оно продолжит свое существование, будет так же катить свои волны и каждый вечер проглатывать пылающее солнце.
Внезапно я заметила и перемену в Семене. Он снова стал бледен.
— Полина! — еще слабее сказал он. — Если что-то со мной случится... — он тряхнул головой, словно пытался отбросить от себя плохие мысли, — знай: я любил тебя, ты яркий лучик, который внезапно появился в моей жизни и осветил ее с другой стороны, показал то, что было скрыто прежде в морском мраке. Видишь, я тоже скоро заговорю стихами. — Семен с усилием улыбнулся, и я поняла, каких трудов стоила ему эта улыбка. — Полина… —Он быстро подошел ко мне и опустился рядом на пол, чуть заметно вздохнул, вновь прислонившись к холодной стене, и расслабился. Под его лучистыми глазами опять стали проступать сиреневые синяки. Они придавали ему мученический вид, и от этого зрелища сердце мое разрывалось на части.
Он не хотел показывать мне, что ему плохо, и все еще пытался улыбаться, но улыбка уже была напряженной и неестественной. Я вскочила и снова заметалась по комнате в панике.
На улице стемнело. Я не могла сказать точно, сколько сейчас времени. В изнеможении и бессилии я бросилась к окну, надеясь, что глоток свежего воздуха немного успокоит меня. В этот момент замок в двери медленно повернулся. На пороге стоял Екть, держа в крепких загорелых руках пластмассовый поднос с нехитрым ужином Он походил на смешную пародию горничной из дешевого ситкома, принесшей господам завтрак. Два пластиковых стакана простой воды, два бутерброда с дешевой колбасой и две большие груши.
— Еда! — гаркнул охранник. Он шагнул было вправо, но вдруг как-то неестественно, театрально повернул в противоположную сторону и поставил поднос слева от двери. Я с удивлением наблюдала за этими маневрами, не понимая, что происходит. Екть и сам, казалось, был немного растерян и удивлен чем-то. Он почесал голову, крякнул и вышел, потом громко залязгал ключом в раздолбанной замочной скважине.
Я бросилась к подносу, поставила его перед Семеном Он поднес к бледным губам стакан с водой и одним глотком осушил его — будто это была маленькая рюмка, которую выпивают одним махом. Второй стакан Семен опрокинул на голову, намочив лицо и волосы. Вода стекала по его матовой коже, а я боролась с желанием кинуться к нему и слизать прозрачные капли с его точеных скул и изящных губ. Через мгновение Семен уже снова улыбался, правда не так, как после кувшина с водой.
— Ты не заметила, Полина, как странно вел себя наш охранник? — спросил он.
— Да, — протянула я задумчиво, — как будто его колбасило изнутри! Похоже, еще не отошел после того, как ты его уложил... Хотя постой! — Кажется, я начинала что-то понимать. — Это ты внушил ему что-то?! — с изумлением воскликнула я. — Как тому мужику в ресторане, да?
Его широкая улыбка была мне ответом.
Минуту я молчала, переваривая новость. Я совсем забыла, что Семен обладает уникальным даром — даром внушения. Перед глазами моментально развернулась картина: полутемный ресторан, взволнованное покрасневшее лицо Надьки и растерянный мужик на коленях перед ней.
— Но тогда ты... ты можешь внушить им, — я кивнула на дверь, — чтобы они выпустили нас! — От радости сердце бешено заколотилось. Неужели спасение близко?
Но Семен не спешил разделять мой восторг.
— Как сказать, Полина... — задумчиво протянул он, глядя в сторону окна и словно прислушиваясь к плеску волн. На улице стало совсем темно, но на темно-синее небо медленно и царственно выплыла полная луна. Теперь клетушку сквозь щели в ставнях освещал ее мягкий серебристый свет.
— Дело в том, что я способен внушать людям только те мысли, которые могут быть свойственны им. Я не сумею заставить старенькую бабушку взять топор и убить соседку или убедить заклятых врагов вдруг полюбить друг друга Но если человек в душе готов к чему-то, пусть он даже сам того не осознает, я вполне могу внушить ему это. А он всего лишь будет думать, что сам пришел к этому.
