— Это абсурд! — воскликнула она. — Дверь находится здесь, но никак не там! Отдайте мне фонарь! У нас нет времени на эту ерунду!
Он вернул ей фонарь, презрительно оглядывая ее, высокомерно ухмыляясь.
— Вашей драгоценной машине не причинили никакого ущерба! Возможно, у вас слишком чувствительная сигнализация. — Она снова взяла меня за руку, и мы направились к ресторану.
— Эй! — закричал он. — Куда вы пошли? Я все-таки хочу обменяться координатами!
Мама резко развернулась:
— Мы не портили вашу идиотскую машину! И кончено!
Мы решительно двинулись вперед и почти дошли до входа в ресторан. Я увидела очередь, выстроившуюся в ожидании свободных мест; девушку, которая показалась мне школьной знакомой, она предлагала корзинку с хлебом группке японских бизнесменов в бумажных шляпах. Мы не хотели заходить в ресторан — это увеличило бы вероятность того, что нас заметят и запомнят. Я оглянулась назад. Крепыш стоял к нам спиной и, казалось, снова осматривал свою дверь, уперев руки в боки.
— Он наблюдает за нами? — спросила мама.
— Нет.
Мама тоже обернулась, чтобы убедиться, и тут же потащила меня в темную аллею позади ресторана. Нам нужно было всего лишь пройти эту аллею до конца, и она вывела бы нас на другую главную дорогу. В полумиле находилась железнодорожная станция, где мы могли бы взять такси до дома.
27
Мы вернулись в коттедж Жимолость взвинченные, в эйфории от того, что наконец-то избавились от машины грабителя и она больше не маячит перед глазами вестником несчастья.
Устроившись в гостиной, мы вновь и вновь переживали самые волнующие моменты нашей авантюры: как не могли включить фары, едва не угодили в канаву, как разоралась сигнализация соседней машины и пришлось разбираться с Человеком-внедорожником, как мы его окрестили.
— Ты была просто супер, мам, — сказала я. — Как ты на него наехала! Я никогда тебя такой не видела — такой бесстрашной. Ты была совсем другим человеком!
Мама промолчала, но я-то видела, что она гордится собой, а может, тоже слегка удивлена тем, как ей удалось выпутаться из столь сложной ситуации.
— Я хочу сказать, — продолжала я, — ведь он был жуть какой страшный! Настоящий гангстер. Лично я собиралась дать деру!
— Что ж, надо это дело отметить, — сказала мама и пошла на кухню, откуда вернулась с бутылкой вина. Она выпила три бокала, пока я смаковала первый, и не успела я возразить, как она уже откупорила следующую бутылку.
Мы были словно игроки команды-победителя или актеры после спектакля — все никак не могли успокоиться, после того как пережили такой накал страстей. Я принялась изображать маму в момент ее стычки с Человеком-внедорожником, для усиления эффекта копируя ее аристократический акцент: «У меня нет времени на эту ерунду! Мы не трогали твою идиотскую машину, ты, болван!»
— Но твоя реплика была лучшей, — сказала мама.
— Что ты имеешь в виду?
— Как ты ему сказала «Должно быть, я уперлась в нее задницей»!
Я и забыла, что действительно ляпнула это. Теперь же со мной случилась форменная истерика, я едва не лопалась от смеха, и мама, глядя на меня, тоже смеялась до упаду. Мы хохотали и хохотали, пока слезы не брызнули из глаз. В тот момент фраза «Должно быть, я уперлась в нее задницей» казалась мне самой смешной из того, что я когда-либо слышала.
Мы проболтали так долго, что лишь часам к одиннадцати приступили к осмотру того, что притащили из сада. В брезентовом мешке оказались с виду обычные рабочие инструменты, но мы предположили, что грабитель использовал их для других целей. В карманах анорака, который мама тоже прихватила из багажника, мы нашли нож Стэнли, грязный носовой платок, смятую сигарету и билет в кино. Мы пролистали дорожный атлас, но на картах не было ни одной пометки или записи, лишь на внутренней обложке какие-то телефонные номера. Как я и думала, блокнот был сплошь в математических расчетах. Мама изучила все страницы.
— Наркоманские выкладки, — сказала она. — Четверти, осьмушки, шестнадцатые. Он был не просто потребителем, но и дилером. Думаю, для человечества его смерть не великая потеря.
Ее лицо стало задумчивым. Она попыталась выпрямиться в кресле, и я поняла, что она уже изрядно навеселе.
— Знаешь, Шелли, все это может сложиться удачно для нас.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, сама подумай. Администрация «Фармерз Харвест» заявит в полицию о брошенном автомобиле. Полиция попытается выйти на владельца — безуспешно, — и все кончится тем, что машину конфискуют. Потом они проведут в ней обыск и обнаружат наркотики.
Я что-то не догоняла, как это сможет нам помочь, и, должно быть, растерянность на моем лице была заметна.
— Как ты думаешь, полиция будет из кожи вон лезть, чтобы найти пропавшего наркодилера? Они ведь не будут носом землю рыть, как в случае пропажи ребенка, например? Я так полагаю, наркодилеры пропадают постоянно. Просто сматывают удочки и исчезают, как только чувствуют, что полиция у них на хвосте.
— А если они подумают, что его… — слово на миг застряло в горле, — … убили?
— Ну, скорее всего, они заподозрят его дружков-дилеров, не так ли? С чего бы им подозревать нас? В машине нет ничего такого, что могло бы вывести их на нас, а машина — это единственная ниточка.
— А Человек-внедорожник? Он видел, как мы выходили из машины. Он не забудет нас после истории с сигнализацией. Мое лицо он уж точно запомнил. И сможет описать предельно точно. (Еще бы не запомнить эти шрамы.)
— Ты меня не поняла, Шелли. Я не думаю, что полиция будет так уж стараться с поиском наркодилера. Они найдут наркотики. Логично предположить, что он заранее позаботился о том, чтобы полиция никогда не нашла его самого.
— Но кто-нибудь все-таки ищет его, мам. И подаст в розыск.
(У меня в голове снова зазвучала радостная мелодия из восьми нот, эта леденящая душу музыка, привет с того света.)
— Хорошо, — сказала мама, явно тяготея к своей версии, — предположим, полиция решит, что он не покинул город после того, как запахло жареным, а действительно пропал. Тогда рассмотрим худший сценарий: Человек-внедорожник читает в газете о брошенном у «Фармерз Харвест» автомобиле и вспоминает, что это и есть та самая машина, из которой выходили мы. Ты думаешь, он из тех, кто охотно предложит полиции свою помощь?
Я пожала плечами.
— Я хочу сказать, ты же видела его, — продолжила она. — И сама говорила, что он похож на гангстера. Возможно, ты не далека от истины. Я знаю этих типов, Шелли. Знаешь, сколько таких клиентов было у меня за последние два года? Они вообще с полицией не разговаривают. Точка.
Мне этот довод показался слишком слабым, чтобы на нем строить такую уверенность, и я подумала, не вино ли говорит в маме.