– Знаешь, – ответил Хельги, – бывает на свете мерзость, которой лучше не касаться, Думаю, это как раз наш случай. Пошли отсюда…
– Итак, след оборвался, – подвела итог Меридит. – Что будем делать?
Энка не медлила с ответом:
– Пойдем назад, поищем новый.
– Я назад не пойду, – уведомил Хельги.
– Почему? – удивилась сильфида. – Тебе понравилось тут жить? Может, построим шалаш, заведем коз, и гори весь мир синим пламенем?
Хельги продолжал упрямиться:
– Назад через Перевал я не пойду. Никогда. Я не желаю разделить участь Багоры.
– Первый раз, что ли? Ты сколько через него ходил, все было нормально!
– Нет. Эти гнусные древние силы только и ждут, кого бы еще прихлопнуть. Они мне и сонные досаждали, а теперь Багора их пробудил. Делайте что хотите – я не пойду. Мне страшно.
Энка примолкла. На ее памяти это был первый случай, не связанный с экзаменами, когда Хельги открыто признал, что ему страшно.
– А давайте пойдем в Инферн! – вдруг весело предложила Меридит. – Наверняка Багора шел именно туда.
Тут уж Энка получила полную возможность реализовать свою страсть к полемике:
– Во-первых, почему ты вообразила, что Багора шел в Инферн? Вдруг он свернул бы к фьордингам? Во-вторых, что мы будем делать во враждебном мире? Надеешься, что мы вчетвером с половиной разгромим всю их армию? Мы, конечно, страшны в гневе, но не настолько, чтобы народ мер со страха от одного нашего вида. На что ты рассчитываешь?
– А ни на что! Если сами Силы Судьбы втравили нас в эту историю, пусть озаботятся указать нужный путь. А пока нам надо просто идти вперед.
И они просто пошли вперед. В Инферн.
Про эту землю достоверно известно было одно: находится данный рассадник Зла на Востоке.
Зато слухов ходило великое множество, одни другого страшнее – и все ничем не подтвержденные. Никто, мол, из отважных землепроходцев, рискнувших предпринять поход в проклятые земли, назад не вернулся. Но если в Староземье и окрестностях приключалась какая-нибудь напасть: обрушивалась стихия, случалось моровое поветрие, разводилась злокозненная нежить, – никто не сомневался – без Инферна дело не обошлось!
К счастью, между Староземьем и Инферном лежали Дикие леса, переходящие в зачарованное Чернолесье – огромный, таинственный и неизведанный край, служивший надежным щитом если не от магических козней, то по крайней мере от военного вторжения. Случалось, целые армии исчезали бесследно в дебрях бескрайнего леса. Но северные земли граничили с Инферном непосредственно, разделенные лишь горным хребтом.
Северный ландшафт, по мнению Аолена, вполне соответствовал преддверию царства Зла. Эльфа пугало и угнетало необозримое открытое пространство, раскинувшееся севернее подножия Безрудных гор. Бесплодная, каменистая равнина, поросшая чахлыми, низкорослыми растеньицами, ведущими неравную борьбу за жизнь. Ни одного настоящего дерева до самого горизонта. Даже бедные птицы вынуждены были гнездиться прямо среди камней, подвергаясь постоянной опасности. Пусто. Голо. Тоскливо. Но когда эльф высказал эти мысли вслух, Хельги почти обиделся:
– А мне здесь нравится. Тем более сейчас, весной, когда все цветет…
– Силы Великие! И это тут называется «все цветет»!
– Конечно, во фьордах поживописнее, но и тут довольно мило. По крайней мере, ничто не давит на психику вроде этих ваших коэлнов. Посмотреть весьма интересно, но как вы живете среди них постоянно – не представляю.
– Каждому свое, – сделала вывод Энка. – Как говорится, «всяк сверчок знай свой шесток»… или «где родился, там и сгодился»? А, вспомнила! «Всяк кулик свое болото хватит»!
Меридит рассмеялась:
– Ты просто кладезь народной мудрости!
– Разумеется! – охотно согласилась Энка. – И не только народной. Я вообще мудра не по годам, это все знают.
Эльф был неприятно поражен такой беззастенчивой похвальбой, но потом сообразил все-таки, что это шутка.
– Я есть хочу, – сказал принц. Слово «кладезь» ассоциировалось у него с поклажей, а та – с едой.
– Вечером поешь, – отрезал наставник. – Настоящий воин должен уметь терпеть голод и не канючить.
Эдуард терпел, терпел и терпел, но вечер почему-то не наступал. Солнце висело на небе как приклеенное, а когда наконец соизволило сесть, принцу хотелось уже не столько есть, сколько спать.
– Здесь темнеет поздно. А летом вовсе ночи не будет, – обещал Хельги. – Тогда и круглые сутки можно идти.
Эдуард мысленно пожелал, чтобы лето не приходило никогда.
Ужин получился скромным: половинка хлебной лепешки и по соленой рыбке на каждого. Да еще премудрая Энка случайно сварила нечто среднее между супом и кашей – вышло вполне съедобно, но мало.
– Пора подумать о провизии, – сказала Меридит. – Птичьих яиц, что ли, поискать?
Хельги взглянул уничтожающе:
– Маленькие, бедные птички! Беззащитные! Старались, неслись. Вокруг столько хищников, еще и диса туда же! Неужели тебе их не жалко?
Все посочувствовали беззащитным птичкам, но очень уж хотелось есть.
– Как вы считаете, мы очень торопимся в Инферн? – спросил спригган после некоторого раздумья.
– Нет, не очень. Вообще не торопимся, – ответила за всех Энка. – А что?
– Давайте сделаем небольшой крюк? Я хочу навестить свою мамочку. Заодно и еды добудем.
– Какую из мамочек ты имеешь в виду? – поинтересовалась диса.
– Жену ярла Гальфдана, разумеется. Анну Ингрем я мамочкой не зову, ты же знаешь.
На лице принца отразилось недоумение, но от вопросов он воздержался.
Вопреки обещанию сприггана, крюк оказался значительным. Путь на северо-запад занял два дня. Но Аолен был доволен. Угнетавшая его равнина сменилась пригорками, заросшими густым, низкорослым ельником, ивой и черной ольхой. Стали попадаться сосны – сначала корявые, потом все более стройные, но с редкими кронами. Встречались небольшие клочки возделанной земли. По словам Хельги, на них выращивали рожь, ячмень для пива и репу, – правда, росло все плохо.
И вот наконец появилось побережье – каменистое, прихотливо изрезанное отступившим ледником. Высокие скалы казались белыми, но не от снега – он давно растаял – от птичьего помета. Эльф никогда не видел такого скопления пернатых.
Местами со скал срывались водопады. Обрушиваясь в соленую воду, они смешивались с ней не сразу, а расходились пресным конусом.
И – море. Холодное, свинцово-серое, с глухим рокотом гнало оно приливные валы, разбивавшиеся об извилистые берега фьордов.
А только принцу было не до местных красот. Еда кончилась совсем. У Эдуарда подкашивались ноги, кружилась голова. Силы иссякли. Страдалец мешком свалился в обморок.
